За Москвой рекой. Перевернувшийся мир

Финал наступил 25 декабря, в день Рождества. В 7 часов вечера Горбачев выступил по телевидению с речью о своей отставке. Она была достойной, такой как положено — не более того. Он сообщил зрителям о том, что знал с первых дней пребывания на своем посту, что старую систему необходимо менять сверху донизу. Несмотря на трудности, он ввел демократические свободы и произвел экономическую реформу. Он гордится своими достижениями. Страна переживает ныне кризис потому, что бюрократия сопротивлялась переменам. Он сделал все, что мог, для сохранения Союза. Он не согласен с его роспуском. Создание Содружества Независимых Государств, решение о котором следовало бы предоставить народу, не изменило его взглядов. Однако он будет делать все, что в его силах, чтобы содействовать успеху новой организации. Он желает народу всяческих благ. О Ельцине он вообще не упомянул. Сразу же после того, как он закончил говорить, мы посмотрели в окно. В этот момент над Кремлем спускали красный флаг.

В апреле 1992 года, перед самым нашим отъездом, Горбачев с женой пришли к нам на частный обед. Они хотели быть одни, и мы никого больше не пригласили. Он был в отличной форме, очень говорлив. Она была менее чопорной, чем обычно — раскованной, разговорчивой и не пытавшейся ни на кого произвести впечатления. Они обращались друг к другу довольно официально: «Михаил Сергеевич» и «Раиса Максимовна», как если бы уже были историческими фигурами, каковыми они, впрочем, были и в самом деле. Раиса спросила, пригласили ли мы переводчика. Я сказал, что наш русский язык позволяет объясняться без переводчика. Тут вышла наша дочь Кэйт, и я перевел что-то неправильно. «Михаил Сергеевич, я вам говорила, что нужно захватить переводчика», — заволновалась Раиса. После этого мы уселись вчетвером, уютно разместившись на диване и двух креслах в Синей комнате.

Горбачев уже воображал свое возвращение на международную арену и был явно возбужден. Они только что вернулись с Раисой из поездки в Токио и через пару дней уезжали в Америку, где он должен был выступить в Фултоне. Накануне он впервые прочел полный текст речи, которую Черчилль произнес там более сорока лет назад, речь о «Железном занавесе», которая, по утверждению русских, положила начало «холодной войне». По словам же Горбачева, доводы Черчилля были гораздо более тонкими и менее враждебными по отношению к России.

Горбачев заявил, что его двумя крупнейшими достижениями было прекращение «холодной войны» и то, что он дал простым людям в России возможность самим определять свою судьбу. Он защищался от всеобщих обвинений в нерешительности, которая будто бы лежала в основе его неудач. Бессознательно повторив слова Хиллара Беллока («Поступи решительно в час нужды, // Прослывешь героем. Победы лишь не жди…»), он сказал, что ошибочная решительность во время столь глубоких перемен привела бы к кровопролитию. И грустно напомнил, что первым главным министром царя Александра I был либеральный реформатор Сперанский, а последним — военный деспот Аракчеев. Русская реформа — вещь нелегкая и ненадежная. Я попытался его утешить. Мы на Западе знаем, что это он освободил всех нас от страха атомного уничтожения, и знаем о фундаментальных переменах, которые он произвел в самом характере русской истории. Ведь даже Моисею не удалось привести свой народ в страну обетованную. На что Раиса язвительно заметила, что после сорока лет скитаний по пустыне израильтяне выступили против Моисея и заявили, что лучше бы им было вообще не уходить из Египта.

Горбачев теперь ежедневно по два-три часа диктовал свои мемуары. Он рассказывал нам о войне и вспоминал, как русская армия в полном беспорядке отступала от Ростова, оставив его родную деревню в руках немецких оккупантов. Его отца послали безоружным в первую рукопашную схватку. У него и его товарищей была одна винтовка на двоих. Раиса вспоминала о том, как ее отцу обрили голову, напялили на него военную форму и тоже послали на фронт. Его отозвали обратно почти сразу же. Он был профессиональным железнодорожником, поэтому его послали прокладывать железную дорогу через тайгу и с помощью немецких военнопленных перевозить заводы, эвакуированные из Западной России и Украины. Жизнь была очень трудной. Люди питались в основном ягодами и грибами. Она видела, как они пухли и умирали от голода. Первыми не выдерживали немецкие военнопленные. Когда в 60-х годах она писала свою кандидатскую диссертацию по социологии, она объезжала деревни Ставропольского края на мотоцикле, и оказалось, что в каждом четвертом доме остались только женщины, мужчины погибли во время войны.