За Москвою-рекой

—      Не одолжите ли рублей триста? — Борис слегка смешался, но тут же поднял голову и посмотрел Никонову в глаза.

—      Что за вопрос! Конечно! — Никонов вытащил бумажник, отсчитал деньги и протянул Борису.

—      Спасибо. Верну недели через две-три...

—      Можешь не спешить, когда будут, тогда и отдашь! Дело студенческое, разве не понимаю? Мне, конечно, было труднее, чем тебе, редко бывал при деньгах, жил почти впроголодь, но не унывал. Добудешь, бывало, где-нибудь немного деньжат — и пир горой!

Налей, налей, товарищ,

Заздравную чару, —

Кто знает, что с нами

Случится впереди...

Никонов пел вполголоса, довольно приятным тенорком. Борис тоже тихонько подхватил.

Вошла Милочка и, улыбаясь, стала у дверей. Она была в новом длинном платье, черный панбархат красиво облегал ее стройную фигуру. И, глядя на нее и вспоминая свой недавний разговор с Леонидом, Борис подумал о том, что нет такой силы, которая заставила бы его отказаться от этой девушки...

4

Леонид с удивлением всматривался в лицо своего друга. За короткий срок, что они не виделись, Сергей осунулся, под глазами черные круги.

—       Что с тобой? Ты здорово изменился! — сказал Леонид.

—      Мама заболела...

Сергей не спал всю ночь, ухаживая за матерью. Аграфена Ивановна, придя со смены домой, сказала, что ее знобит, отказалась от ужина и легла.

Сергей заставил мать проглотить таблетку аспирина, напоил ее горячим чаем и, хорошенько укрыв одеялом, пошел спать. Уже засыпая, он вдруг услышал голос Аграфены Ивановны — она что-то громко говорила. Сергей вскочил и подбежал к ней. Раскрасневшаяся, с каплями пота на лбу, мать металась в постели, бредила.

—      Мама, мамочка, очнись! —тормошил ее Сергей.

Она поглядела на него, слабо улыбнулась и замолчала. Но вскоре опять начался бред.

Сергей положил ей на голову холодный компресс, но она металась в жару, часто вскакивала с постели и лишь под утро забылась тревожным сном.

—      Врач был? — спросил Леонид.

—      Нет. Поликлиника выходная. — Сергей махнул рукой и поманил Леонида к себе за ширму. — Рассказывай, что у тебя нового...

—      Я пришел сказать тебе, что против вашего директора — Власов, кажется, его фамилия? — ну да, против него, точнее — против вас троих, затевается*форменный заговор, — сказал Леонид, садясь с Сергеем на кровать.

—      Не понимаю — какой заговор?

—      Обыкновенный! Сегодня к Василию Петровичу пришел Никонов. Они долго разговаривали о делах на вашей фабрике, а я в соседней комнате готовился к экзаменам, и все слышал... Ну,-в двух словах дело такое: они боятся вашего успеха и всячески будут вам мешать.

—      Почему?

— Прежде всего потому, что заботятся они только о своей шкуре! Из их разговоров я понял, что если вы добьетесь успеха, то им будет плохо — главку увеличат план.'

—      Прямо так и сказали? — У Сергея загорелись глаза.

—      Чудак! А зачем им было разводить дипломатию и говорить намеками? Они были вдвоем и не подозревали, что кто-то их слышит. Беседа шла откровенная. Они решили на первых порах затягивать рассмотрение вашего проекта... Еше о многом говорили, да не стоит повторять! — Леонид замялся.

—      Чего ты мнешься? Выкладывай все! Я ведь тоже кое-что знаю. Никонов выступал у нас на техническом совещании и пытался высмеять Николая Николаевича, обвинял его в невежестве. А Баранов намекнул, что мое предложение пустяковое, что такие барки были, мол, у немцев еще до войны и те от них отказались.

—      Видишь ли, речь идет о более серьезных вещах, чем ты думаешь... Одним словом, Никонов убеждал Василия Петровича, что ваш директор затеял всю эту историю с реконструкцией, чтобы прославиться, карьеру чужими руками сделать.

Сергей задумался.

—      Какая чепуха! Никонову ничего не стоит оклеветать человека. Алексей Федорович не карьерист, он настоящий коммунист! Он в войну добровольно пошел на фронт. Ты бы послушал мастера Гринберга, когда он рассказывает, как Власов вел себя на фронте! Недаром его наградили пятью боевыми орденами. А Никонов клевещет на него. Завистник и шкурник. Он всю свою изобретательность направил на то, чтобы избежать фронта Вошёл в доверие к твоему отчиму, получил броню и всю войну околачивался в тылу. Народ кровью исходил, а Никонов свои делишки обделывал. Об этом весь комбинат говорит.

—      Знаю. Мама рассказывала, что в отделе главного механика, где тогда работали мой отец и Никонов, можно было забронировать только одного специалиста. Отец отказался от брони и не вернулся...

Сергей невольно вздрогнул. Кажется, пробил тот тяжелый час, когда он обязан открыть товарищу правду об его отце. Но как? Как сказать ему, что отец, которого он считает погибшим, жив и находится в Доме инвалидов Отечественной войны, что мать — обманщица? А сказать надо...

—      Леня, я тоже хотел поговорить с тобой об одном серьезном деле, — начал Сергей запинаясь. — Только дай слово, что выслушаешь меня спокойно и не наделаешь глупостей.

—      Странное предисловие! Ну, конечно, даю.