Распихав новенькие, хрустящие банкноты по карманам, к семи часам вечера пошел на Дерибасовскую, где обычно орудовали валютчики, понаблюдал, по какой цене покупается и продается интересующая меня валюта. Не прошло и получаса, как я все усвоил и приступил к операции. Я подходил к валютчикам и шепотом говорил: «Покупаю доллары, фунты и турецкие лиры». Мелкие дельцы, боясь еще больше потерять на понижении, охотно спускали пошатнувшуюся в цене валюту, а я ее покупал, пока хватало у меня денег. Наутро, как и нужно было ожидать, цены опять поднялись, и, продав часть долларов, я вернул матери долг.
Первая моя операция на бирже была больше чем удачной: за один день — что день, за несколько часов! — я заработал около тридцати тысяч рублей, что равнялось двадцати процентам основного капитала. В уме я уже прикидывал, сколько мне понадобится времени, чтобы сколотить солидный капитал и открыть свое собственное дело.
Услышав протяжный свисток, Шагов насторожился.
— Нам, кажется, пора расстаться, — сказал он. — Продолжим нашу беседу в другой раз.
Юлий Борисович поднялся и поспешил в барак, чтобы быть на месте во время поверки.
Понемногу он привыкал к новой жизни. Днем работал в мастерских, по вечерам читал или играл в шахматы. А когда Шагов бывал свободен, шел к нему в клуб. С питанием тоже более или менее наладилось: он покупал в лагерном ларьке положенное количество продуктов, изредка получал посылки от старухи, которую вселил к себе в комнату, но главным источником его сытости был Шагов. Мало того, что он щедро угощал Юлия Борисовича, он снабжал его кое-какими продуктами: чаем, сахаром, сгущенным молоком, белыми сухарями, изредка даже колбасой. Казалось, все складывалось для Никонова сносно. Лагерники относились к нему терпимо, — по крайней мере не обкрадывали, не ругали на каждом шагу площадными словами. У лагерного начальства он тоже был на хорошем счету и не терял надежды освободиться досрочно. Единственное, к чему он никак не мог привыкнуть, была жизнь в бараке — в большом, длинном помещении с низким потолком, в котором стояли в ряд восемьдесят железных коек. Летом там бывало жарко, душно, хотя все окна открывались настежь. Зимой же воздух, насыщенный запахом грязных тел, пота, влажных портянок, вызывал тошноту. Но самым страшным бичом для Юлия Борисовича был храп, — из-за него по ночам он не мог сомкнуть глаз, всю ночь ворочался с боку на бок, затыкал уши ватой, но ничего не помогало. Только на рассвете он, усталый и измученный, забывался коротким сном, но тут наступало время подъема.
Даже днем этот храп звенел в ушах, сверлил мозг, и Юлий Борисович мечтал избавиться от барака. Спал ведь Шагов у себя в клубе, почему же ему, руководителю механических мастерских, не пользоваться такой привилегией? Чем он хуже других?
Заглянув дня через три к Аркадию Семеновичу «на огонек», Юлий Борисович спросил Шагова:
— Как вам удалось, Аркадий Семенович, переселиться из барака? Я совсем не сплю по ночам и просто не знаю, что делать? Готов спать на голой земле, лишь бы не дышать спертым воздухом «спальни», не слышать страшного храпа!
— Покинуть барак считается серьезным нарушением лагерного режима, — сказал Шагов. — Мне с превеликим трудом удалось завоевать право спать здесь, в клубе…
— Значит, ничего не получится?
— Боюсь, что нет. Попытайтесь поговорить с начальником лагеря, он, кажется, относится к вам неплохо.
— Вряд ли он поможет. — Лицо Юлия Борисовича выражало одновременно печаль и скорбь. — Видимо, я не дождусь свободы, умру от бессонницы, — добавил он.
— Не отчаивайтесь, дорогой друг! Вы молоды, здоровье у вас крепкое. У вас все впереди!
— Впереди я тоже не вижу ничего хорошего… В наших условиях человек, имеющий судимость, подобен члену касты неприкасаемых в Индии — перед ним закрыты все пути-дороги.
— Я не совсем понимаю вас, — Шагов пожал плечами. — Вы что, мечтаете карьеру сделать, собираетесь в недалеком будущем стать министром?
— Нет, но все же… — замялся Юлий Борисович.
— Все эти высокие должности, положение в обществе и прочее — ерунда, суета сует. Делайте деньги, большие деньги, и тогда вы будете иметь все!.. Одеваться у лучших портных, пить дорогие вина, квартиру обставите стильной мебелью, и красивые женщины будут вам доступны. Спрашивается, чего же еще нужно живому человеку? Надеюсь, вы не верите в потустороннюю жизнь?
— Только этого не хватало!
— Вот и надо позаботиться о хорошей жизни на этом свете, памятуя, что маленький человек имеет ряд существенных преимуществ, о которых не знают непосвященные. Прежде всего, его не преследует постоянный страх, что он лишится положения и власти. Он пренебрегает общепринятыми правилами и условностями, — человек он маленький, незаметный, что с него взять? Он не утруждает себя размышлениями о высоких материях, не думает о судьбах человеческих и ни за что не отвечает. Имейте в виду, что посланники и министры страдают, как правило, геморроем и несварением желудка!