За Москвою-рекой. Книга 2

— Ну да, правильно, работа дураков любит. Вот возьмите, к примеру, меня. Сколько я проработал за свою жизнь, сколько икон, каких только богов и богородиц не писал, а толк какой? Чего я достиг?

Диалог с бывшим богомазом продолжался очень долго. Мотовилов быстро возбуждался, и стоило больших трудов успокоить его. Узнав, что на Севере гибнут ценные иконы, Мотовилов опечалился, и разговор пошел по нужному Юлию Борисовичу руслу. После долгих уговоров он наконец согласился поехать на Север и спасти ценные иконы.

— Да вот одежонки у меня подходящей нет. — Богомаз показал на свои рваные штаны и босые ноги. — Кто поверит такому оборванцу, что он представитель столичного музея?

— Мы дадим вам аванс в счет будущей зарплаты, и вы купите себе приличную одежду, обувь и все, что нужно, — сказал Юлий Борисович.

— А вы не боитесь, что я пропью все ваши деньги?

— Как вам сказать? Такая возможность вообще не исключена, но я надеюсь на вашу честность и благоразумие. Не захотите же вы ответить злом на добро и подводить меня. Если вы пропьете казенные деньги, отвечать за них придется мне. Неужели вы, знаток церковной живописи, не захотите спасти ценнейшие предметы искусства от погибели?

— Не бойтесь, не такой уж я пропащий человек. Все будет хорошо, — заверил богомаз.

Борода достал нужные документы. Мотовилов дал расписку в получении аванса в счет будущей зарплаты. Прежде чем пуститься в дальний путь, он купил себе костюм, ботинки, летнее пальто, черную фетровую шляпу. Глядя на себя в зеркало, он расчувствовался, даже прослезился.

— О господи, неужели я опять становлюсь человеком! — воскликнул он и дал Юлию Борисовичу клятвенное обещание, что поручение музея выполнит. И действительно, дней через двадцать Мотовилов вернулся из командировки и привез с собой восемнадцать редчайших икон. Некоторые из них были частично испорчены. Возник вопрос о реставрации.

— Я сам займусь этим, вы только достаньте мне краски и набор кистей, остальное моя забота.

Бывший богомаз был оживлен, много рассказывал о виденном на Севере и, как ни странно, стал меньше пить. На его документы никто не обратил внимания, по крайней мере об этом не было никакого разговора.

Закончив реставрацию некоторых икон, Мотовилов снова поехал на Север и на этот раз привез двадцать две иконы, одну из них, по его мнению, работы Рублева.

— Захожу в плохонькую церковь и не верю глазам, — рассказывал он, — гляжу — висит на алтаре вот эта почерневшая от времени икона. Я сразу смекнул: Рублев, по манере письма узнаю. Разумеется, никому ни слова. Вечером с попиком изрядно выпили, конечно за мой счет, поговорили о духовном и подружились. Наутро я попросил попа подарить мне на память о нашей встрече вот эту маленькую икону. Поп с готовностью выполнил мою просьбу. И еще много работ я у него купил. Вы поглядите, что за иконы, им цены нет.

Спустя примерно два месяца, когда реставрация второй партии икон подходила к концу, Борода сказал Юлию Борисовичу, что нашел надежное место, куда можно переправить иконы, и дал адрес какой-то Софьи Павловны. Юлий Борисович поехал к ней для предварительного знакомства. Поседевшая, с трясущейся головой старуха, несмотря на свои годы, была еще сравнительно бодрой. Соображала она хорошо. Жила в отдельной двухкомнатной квартире у Сретенских ворот. Софья Павловна сообщила, что до революции они занимали весь дом, потом этаж, а после смерти ее мужа, дворянина и директора коммерческого банка, оставили ей эти две комнаты. «Слава богу, что хоть так. Могли вовсе выбросить на улицу, как делали новые власти со многими хорошими семьями», — сказала она.

Юлий Борисович хорошо помнил, как они с бывшим богомазом упаковали иконы в ящики, потом он на «пикапе», предоставленном в его распоряжение Соломоном Моисеевичем, перевез ящики к старухе, собственноручно развесил иконы в красном углу спальни. Перед иконами зажгли лампаду. С десяток икон, не разместившихся на стене, спрятали за массивным дубовым шкафом. По окончании работы старуха перекрестилась перед новыми иконами, шепча молитву.

Мотовилов уехал на Север в третий раз. Там он простудился, вернувшись в Москву, заболел двусторонним крупозным воспалением легких. Здоровье его ухудшалось с каждым днем. Заметив это, Юлий Борисович под разными благовидными предлогами забрал у него все документы с бланком несуществующего музея, вывез все оставшиеся у него иконы и, оставив Мотовилову немного денег, забыл о его существовании. Скоро он узнал от Соломона Моисеевича, что бывший богомаз умер.

— Нам везет, — сказал Борода. — Со смертью богомаза исчезла всякая опасность разоблачения… Хороший был старик, царство ему небесное, — поработал на нас безропотно, достал семьдесят восемь ценнейших икон. Лично я не дал бы за них ломаного гроша, но мы заработаем на иконах сотни тысяч рублей.

— Как вы думаете, Соломон Моисеевич, старуха со Сретенки надежная? — спросил Юлий Борисович.