За Москвою-рекой

Скользя по обледенелым рельсам, трамвай прокатил метров на пять дальше остановки. Вагоны были переполнены. Анна Дмитриевна, наблюдая за толкающимися людьми, махнула рукой и повернулась к Власову.

—      Все равно не сядешь! Я, пожалуй, пройду с вами через мост, а там поеду на троллейбусе.

На мосту ветер дул сильнее. Щеки Анны Дмитриевны еще больше раскраснелись, пряди золотистых заиндевелых волос падали из-под платка на высокий лоб.

Власов украдкой наблюдал за нею. Ему вдруг захотелось сказать ей, этой почти незнакомой женщине, что-то хорошее, теплое, но он смутился, покраснел и снова заговорил о делах:

—      Скажите, Анна Дмитриевна, не найдется ли в вашем институте готовой схемы, пригодной для нашей красилки?

Он отважился взять ее под руку.

—      Я интересовалась этим. Есть единственный готовый проект для мыловаренного завода, но вряд ли он подойдет вам.

—      Нужно взглянуть, может быть, используем принцип. А как ваша работа?

—      Ничего, кажется, все идет нормально. Испытание с антимолевым раствором дало положительные результаты. Наши собираются рекомендовать его промышленности. Что касается остальных моих тем, то над ними еще придется поработать...

—      Во всем можете рассчитывать на нашу и, конечно, на мою помощь,— сказал он и снова покраснел.

—      Я в этом уверена.— Анна Дмитриевна улыбнулась.— Вы человек смелый и всегда протянете руку помощи другому. Признаться, я немножко завидую вам.

—      Нашли кому завидовать!— вырвалось у Власова. «Милая ты моя, если бы ты знала только, как мало поводов, чтобы мне завидовать»,— подумал он.

Как бы угадывая его мысли, Забелина сказала:

—      Вероятно, вам часто приходится (несладко. В этом нет ничего удивительного, всякие поиски даются нелегко!

—      К сожалению, да...

—      Вот и мой троллейбус. Всего доброго! — Она крепко, по-мужски, пожала ему руку и вскочила в подошедшую машину.

Власов еще некоторое время постоял у остановки, глядя вслед удаляющемуся голубому троллейбусу.

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ

1

Домашние неурядицы все больше и больше отравляли жизнь Василию Петровичу.

Жена, и без того капризная, взбалмошная, в последнее время стала просто невыносимой. Причиной тому послужил уход Леонида из дома. В первые несколько дней после его исчезновения Лариса Михайловна притихла и, ссылаясь на мигрень, заперлась у себя, почти не показывалась. Но как только Юлий Борисович Никонов, который по ее просьбе наводил справки, сообщил ей, что Леонид живет у Полетовых и работает чертежником на комбинате, Лариса Михайловна словно преобразилась, пуще прежнего кричала на всех, устраивала истерики и дошла до того, что однажды в присутствии домработницы Любаши обвинила Василия Петровича во всех своих Несчастьях.

— Это ты своими посулами вскружил мне голову и заставил выйти за тебя замуж! — истерически кричала она. — Не будь тебя, я жила бы спокойно с детьми и горя не знала бы!..

Не успел Василий Петрович прийти в себя от всех этих неприятностей, как разразился новый скандал. Милочка почему-то перестала есть дома, отказывалась брать деньги и почти не разговаривала с матерью. И опять истерика, брань, крики, шум...

Василий Петрович избегал бывать дома. Он приезжал поздно ночью, уезжал на работу рано утром, когда все еще спали. Однако избежать очередного столкновения с

женой ему все же не удалось. Она, как нарочно, встала однажды рано и за завтраком напала на мужа.

—      Начальником называешься, а какого-то Власова не можешь призвать к порядку,— начала Лариса Михайловна.— Негодяй он, уговорил мальчишку бросить учебу и устроил у себя на работу!

—      Зря ты так говоришь... Подумай! Ну какой смысл Власову уговаривать Леонида бросать учебу? — как можно мягче возразил он.

—      Чтобы сделать неприятное нам! Подкопаться под тебя, иметь повод посплетничать по твоему адресу... да мало ли зачем... Люди, мол, не знают, какое чудовище Толстяков: с ним даже дети жены не ужились!.. Если ты не тряпка, то обязан призвать к порядку этого Власова.

—      Я не раз просил тебя не вмешиваться в мои служебные дела...

Не успел Василий Петрович сказать это, как Лариса Михайловна заплакала.

—      Конечно, они тебе не родные... разве ты заступишься за моих детей! — рыдала она.

Василий Петрович не допускал и мысли, что Власов оказал какое бы то ни было влияние на Леонида. По его мнению, директор просто допустил некоторую бестактность. Прежде чем принимать на работу мальчишку, видимо стремящегося к самостоятельности, Власов должен был посоветоваться с ним...