За нами Москва

Против нас действовали дивизии танковой армии, насыщенные техникой. В свое время они быстро наступали, а теперь столь же быстро откатывались назад. Но корпус, как соединение маневренное, не имел своих тыловых органов, и мы просто лишены были возможности собирать и оберегать брошенные гитлеровцами машины и вооружение. Не могли даже наладить учет, так как для этого пришлось бы отрывать слишком много людей. Я просил командующего фронтом, чтобы к нам прислали специальные команды для сбора и ремонта трофейного автотранспорта.

13 декабря в штаб корпуса приехали из Москвы заместитель наркома автомобильной промышленности товарищ Ермаков и директор авторемонтного завода товарищ Поташ. Убедившись, что мы отбили у немцев действительно много техники, приехавшие товарищи в виде, так сказать, поощрения согласились вне очереди отремонтировать мой вездеход М-41 и пообещали прислать для штаба корпуса утепленную машину М-1.

Конечно, не все наши бои протекали удачно. Бывали и ошибки, и неоправданные потери. Особенно в свежих частях, прибывавших на фронт. Порой за приобретение опыта приходилось расплачиваться слишком дорогой ценой.

Так было в 322-й стрелковой дивизии, которая вступила в бой необстрелянной и несколоченной. Дивизии удалось освободить несколько деревень, но первый успех усыпил бдительность некоторых командиров, внес успокоение. Гитлеровцы имели еще достаточно сил, чтобы оказывать сопротивление, и всячески старались приостановить продвижение наших войск.

3-й батальон 1089-го стрелкового полка этой дивизии продвигался к селу Быково, составляя усиленный авангард. Бойцы шли в колоннах. Командир батальона не организовал как следует походного охранения, не выслал вперед разведку. Воспользовавшись этим, противник силами двух рот с десятью танками, в числе которых были и огнеметные, устроил на дороге засаду, подпустил батальон на близкое расстояние и потом разом ударил из автоматов и пулеметов. Танки выбросили струи огня.

В первые же минуты батальон понес очень большие потери и начал отступать. Немцы преследовали его. Батальону требовалась немедленная помощь, но главные силы полка далеко отстали от авангарда. Приданная полку артиллерия могла бы нанести удар по гитлеровцам, остановить их. Но с артиллерией, тоже отставшей от авангарда, у командира батальона не было связи, и он не мог вызвать ее огонь. Батальон был разгромлен.

Конечно, устроившие засаду две роты гитлеровцев были уничтожены нашими подоспевшими войсками, артиллеристы разбили танки противника. Но это не успокаивало. Жертвы, понесенные 322-й стрелковой дивизией, были совершенно неоправданны.

Пришлось издать специальный приказ, наказать виновных и сделать соответствующие выводы. Я решительно потребовал от всех командиров строго выполнять уставные требования, бдительно следить за противником.

Случай с 3-м стрелковым батальоном был единственным в своем роде. Такие печальные происшествия больше не повторялись.

13 декабря пришли газеты с сообщением Совинформбюро о поражении немцев на подступах к Москве. Теперь во всеуслышание было объявлено, что наши войска, измотав противника в предшествующих боях, перешли в контрнаступление против его ударных фланговых группировок. В результате этого наступления обе фланговые группировки гитлеровцев разбиты и поспешно отходят, бросая технику, вооружение и неся большие потери. Угроза, нависшая над столицей, миновала. Свершилось то, о чем мы мечтали в те тяжелые месяцы, когда вынуждены были отступать на восток, оставляя противнику города и села.

Бойцам и командирам 1-го гвардейского кавалерийского корпуса это сообщение принесло особую радость. В нем было отмечено и наше соединение: «Первый гвардейский кавалерийский корпус генерала Белова, последовательно разбив 17-ю танковую, 29-ю мотопехотную и 167-ю пехотную дивизии противника, преследует их остатки и занял города Венев и Сталиногорск».

В подразделениях стихийно возникали митинги. Выступая, бойцы и командиры клялись бить гитлеровских захватчиков, не щадя ни своих сил, ни самой жизни.

С того дня как корпус повернул на запад, полковник Грецов потерял спокойствие. Мы все понимали душевное его состояние: корпус приближался к родным местам Михаила Дмитриевича. И не гостем, а освободителем возвращался он на свою родину.

Михаил Дмитриевич вырос в селе Дедилово, бывшей Тульской губернии. Учился он в школе в Огаревке. Отсюда в гражданскую войну ушел в Красную Армию. И вот теперь Огаревка и Дедилово оказались в полосе наступления нашего корпуса.

Издалека видно было багровое зарево над селом. Когда начался бой за Дедилово, немцы, по своему обыкновению, подожгли его.

— Кирпичных домов у нас много. Может, уцелеют, — негромко сказал мне Грецов.

15 декабря, как только было освобождено Дедилово, мы с Грецовым поехали туда. Михаил Дмитриевич смотрел и не узнавал знакомую улицу. По обеим сторонам ее тянулись выгоревшие изнутри коробки домов. Развалины сменялись черными пепелищами.

— Останови, — сказал Грецов шоферу.

Мы вышли из машины. Михаил Дмитриевич сделал несколько шагов и снял шапку.

— Это и есть мой дом.