За нами Москва!

Первой ушла по просеке группа Берестова, их задачей было выйти к дороге и наблюдать за ней до подхода Волкова и танка. Через двадцать минут, убедившись, что все спокойно, Турсунходжиев двинул вперед свой Т–26, комроты вел своих людей следом. Машина ползла вперед с черепашьей скоростью, чуть ли не медленнее пешехода. Вызвано это было, как объяснил ротному узбек, не столько необходимостью держаться рядом с пехотой, сколько заботой о ходовой части. Волков впервые по–настоящему осознал, что, несмотря на всю свою мощь, танк, по сути, устройство нежное и требующее куда большей осторожности в обращении, чем, к примеру, грузовик или тем паче лошадь. Впереди дважды мигнул фонарик, и Турсунходжиев, сидевшей на башне, скользнул в люк и приказал водителю отвезти машину к деревьям. Махнув рукой железной коробке, лейтенант двинул своих людей к дороге. Шлагбаум оказался уже снят, и Берестов, едва завидев бегущих по просеке красноармейцев, скрылся со своими людьми в лесу. Лейтенант приказал перетащить нелепое сооружение из посеревших бревен на дорогу. Не Бог весть какое заграждение, но если кому–то приспичит ночью проехать по грунтовке, этот шлагбаум на какое–то время его задержит. Волкову же это даст время оценить ситуацию и, если надо, принять бой на выгодных условиях.

Берестов привел свою группу к окраине Сосновки, когда солнце уже село. В большинстве изб горел свет, из одной доносились звуки губной гармошки, в другой хором орали песню.

— И язык–то у них какой–то собачий, «бау–гау, швирен–хвирен», — прошептал Копылов.

— Язык как язык. — Сержант Кошелев потер голову, недавно наложенный шов нестерпимо чесался. — Это, между прочим, язык великих поэтов и философов…

Контуженый филолог был взят в группу за отличное, по его словам, знание немецкого. Проверял бывшего студента лично Берестов. Бывший белогвардеец задал вопрос на языке оккупантов и получил в ответ поток лающих фраз, после чего Евгению было приказано присоединиться к отряду комвзвода–1.

— И философов я их мотал, — пробормотал копылов, — и поэтов…

— А еще это язык Маркса и Энгельса, — добавил студент.

— Ну раз Ма–а–аркса, — протянул без энтузиазма водитель.

— Хватит трепаться, — вполголоса приказал Берестов. — Зверев, со своей машиной на горку к дороге. Смотри в обе стороны, за тобой и восток, и деревня. Танкист, твой пулемет без сошек все равно, сядь вон там, под плетнем, если начнется, пристроишь его на колоду.

Зверев со своим вторым номером, пригнувшись, придорожными кустами побежал в указанном направлении. Безуглый совершенно нетанкистским ужом ушел в бурьян, через некоторое время лопухи у колоды шевельнулись и из них высунулось дуло танкового пулемета.

— А мы что? — спросил Копылов.

Берестов вздохнул — новичок еще не пообтесался и сохранил замашки шоферской вольницы.

— Вы, товарищ ефрейтор, заткнетесь и будете ждать приказа. А мы все наблюдаем за деревней и вон за тем стервецом.

Старший сержант указал веткой на часового, что лениво ходил вдоль странных плоскомор–дых грузовичков.

—— Следует дождаться, пока его сменят, — начал делиться опытом Андрей Васильевич. — Тогда у нас будет достаточно времени, чтобы откатить машину к дороге. Кроме того, надеюсь, к этому моменту носители великого языка Маркса и Энгельса наконец уймутся.

Из ближней избы донесся взрыв гогота и веселый женский визг.

— Мужики, небось, в армии, — проворчал кто–то из бойцов. — А эти… Все бабы одинаковы.

— Ты бы пасть закрыл, — впервые за полдня подал голос Шумов, и это как–то сразу оборвало разговор.

Съедаемые комарами, они пролежали в траве еще сорок минут. На грунтовке было тихо, видимо, по ночам немцы действительно предпочитали не искушать судьбу на удивительных русских дорогах из земли и пыли. Постепенно окна гасли, и шум прекращался. Наконец из третьей от околицы избы вышел солдат с винтовкой и побрел к автомобилям. Предвидя холодную ночь, оккупант утеплился, под пилоткой у него была надета вязаная шапочка, а поверх мундира солдат натянул овчинный кожух, как видно, позаимствованный в доме. Немец подошел к часовому, что–то сказал, и тот быстро зашагал к избам.

— Итак, у нас как минимум сорок минут, — прошептал Берестов.

Новый часовой прошелся несколько раз вдоль грузовиков, затем присел на подножку одной из машин и закурил.

— Да, нагловаты они и беспечны, — пробормотал старший сержант. — Ладно, тем лучше.

Он вытащил из чехла узкий финский нож с березовой ручкой и тихо приказал:

— Шумов, за мной, страхуешь. По–пластунски, метрах в двадцати за мной, тихо ползать ты пока не умеешь. Остальным — ждать здесь.