За нами Москва!

— Старею, старею, — пробормотал он. — Спасибо, голубчик, что–то сплоховал я сегодня. Оттащи его к забору, вон туда, где трава погуще, потом возвращайся.

Пока здоровяк прятал тело, Берестов осмотрел автомобили. Ближайший к съезду был загружен канистрами, оставалось только убедиться, что в них действительно бензин или что там нужно танкистам. Шумов вернулся, вытирая руки шапкой убитого немца, и Андрей Васильевич приказал ему посигналить фонариком. Через минуту перед старшим сержантом стояли двенадцать пехотинцев и один танкист. Бывший белогвардеец приказал Копылову и нахальному сержанту проверить содержимое канистр. Одну емкость сдернули вниз и открыли.

Бензин, — сказал Безуглый.

— Бензин, — подтвердил шофер. — Только… Странный он какой–то…

— Плевать, Копылов, Тулин, быстро в кабину, пять минут разобраться, как им управлять. Танкист, в чем дело?

— Понимаете, товарищ старший сержант, — замялся сержант, — я не уверен в том, что это тот бензин, который нам нужен.

— Не понял, — резко ответил Берестов.

— Бензин имеет разную сортность, — начал было Безуглый.

— Вы можете определить, тот это сорт или нет? — спросил бывший белогвардеец.

— Я… Нет, не могу. — Танкист понял, что этому человеку нужно отвечать честно.

— Тогда придется рассчитывать на лучшее, товарищ сержант. Шоферы, что там?

— Разобрались, товарищ старший сержант, — ответил Копылов, — с толкача заведем.

— Хорошо, тогда…

В ближайшей избе открылась дверь, и на крыльцо вышел немец в кальсонах и рубахе. В руке гитлеровец держал зажженную керосиновую лампу. Справив нужду у забора, он, пошатываясь, двинулся к машинам. Люди замерли, танкист присел на колено и, пристроив пулемет на крыло, вел ствол за фашистом.

— Не стрелять! — прошипел Берестов. — Сидите тихо, Шумов, если подойдет к машине — снимешь его.

— Есть, — шепотом ответил гигант.

Красноармейцы, затаив дыхание, следили за пьяным идиотом, ковыляющим к собственной смерти. Все понимали, что часового хватятся только при смене, но вот отсутствие раздетого человека может заставить остальных забеспокоиться. Немец был очень некстати, и Берестов поймал себя на странной мысли: он желал этому фашисту протрезветь, повернуть обратно, чтобы не встретиться с Шумовым. Тот уже вынул кинжал из ножен, гигант–рабочий осваивал это оружие с быстротой, от которой бросало в холод. Гитлеровец был в двадцати метрах от грузовиков, когда у него подвернулась нога. Пьяно взмахнув руками, он тяжело упал на бок, чудом не разбив лампу. Потоком хлынули лающие немецкие ругательства, оккупант с трудом поднялся и проорал что–то в сторону машин. Красноармейцы переглянулись.

— Чего хочет? — шепотом спросил Безуглый.

— Кажется, спрашивает часового, не уснул ли тот, — так же тихо ответил старший сержант.

Не дождавшись ответа, немец заорал снова, теперь уже требовательней.

— Черт, он их так всех перебудит, — озабоченно прошипел бывший белогвардеец.

— Снять его? — спросил танкист.

Внезапно прямо у них за спиной, хрипло, словно спросонья, громко сказали что–то по–немецки. все вздрогнули, не сразу сообразив, что это Кошелев наконец получил возможность доказать свою полезность. Немец заржал, потом повернулся и, все так же шатаясь, побрел обратно в Дом.

— Ты что ему сказал? — тихо удивился за всех танкист.

— Неважно, — быстро ответил филолог.

— Кажется, что–то про свинью, — ответил за студента Берестов, — что–то связанное с любовью.

Безуглый захихикал, вслед за ним, зажимая рты, шепотом засмеялись остальные, лишь Копылов сплюнул, проворчав про срамоту.

— Ладно, повеселились и будет, — оборвал смех старший сержант. — Нужно вкатить его на горку, оттуда уже сам пойдет, оттащим по дороге метров на триста, там можно заводить. Ну, навалились!