За нами Москва!

К тому моменту, когда красноармейцы вернулись в лагерь, там царило бодрое оживление. Танкисты заправляли свои машины, Петров обсуждал со старшиной, как бы половчее закрепить запасные канистры на танках. Комроты приказал разобраться с грузом — помимо канистр в грузовике были ящики. В ящиках лежали мины для пятидесятимиллиметровых минометов, их лейтенант сразу велел выкинуть — таких трофеев рота пока не взяла. В кабине, на радость Богу–шевой, нашлась аптечка. Но ценнее всего был початый ящик с консервированным мясом из немецкого пехотного рациона, похоже, водитель то ли выменял, то ли стащил где–то консервы, рассчитывая пополнить ими свое меню. На продукты немедленно наложил лапу старшина. Трофейная еда была сосчитана, учтена, Медведев даже прикинул порции. У кабины тем временем Копылов ругался с двумя танкистами: маленьким, щуплым, сущим мальчишкой на вид и крепким, среднего роста молодым татарином. Танкисты хотели снять с грузовика фару, для того чтобы установить взамен разбитой на танк комбата. Т–26 Петрова лишился своего света в бою, но поскольку проводка не пострадала, маленький водитель решил попробовать свинтить немецкий фонарь и прикрутить его на то же место. Копылов, естественно, бурно возражал, но оба мехвода мягко давили на него, пока шофер не сдался при условии, что надзирать за работой будет он лично. Одновременно пехотинцы под руководством Безуглого таскали канистры к танку. Волков и Гольдберг подгоняли людей — время было за полночь, и комроты рассчитывал до света уйти отсюда километров на двадцать. Что–то подсказывало ему, что из–за единственного угнанного грузовика и одного зарезанного водителя немцы не станут прочесывать сотни квадратных километров лесов, болот и мелких деревень. Лейтенант поделился этими мыслями с Петровым, и тот согласился с соображениями пехотинца. По словам комбата выходило, что немцы, пробив оборону, сперва рвутся дальше, не слишком заботясь о том, что сзади еще дерутся разрозненные, дезорганизованные части противника. Они оставляли эти части пехоте, и пока пехотные дивизии не замыкали внутреннее кольцо, немецкий тыл походил на слоеный пирог. В это время можно было попробовать проскочить мимо вражеских заслонов — все решала скорость. Волков, в отличие от танкиста, слоеных пирогов в своей жизни не ел, но аналогию понял и принялся гонять людей с удвоенной силой, пока комиссар тактично не намекнул ему, что люди и без того работают изо всех сил, и лучше доверить все командирам взводов. На заправку ушло меньше получаса — красноармейцы передавали канистры по цепочке, пока другие заливали бензин через воронку в горловины баков. Покончив с этим, принялись крепить канистры на моторное отделение и надгусеничные полки танков. Грузовик решили вести с собой, пока это будет возможно. Лейтенант нервно смотрел на часы, подсвечивая их трофейным фонариком — от начала операции прошел уже почти час. Он не знал, как часто немцы меняют часовых. Возможно, гитлеровцы и впрямь перепились и не спохватятся до утра. В любом случае, каждая лишняя минута могла стоить им жизни. Наконец лейтенант Турсунход–жиев доложил, что танки заправлены. Танкисты заняли свои места в машинах, охранение, которое теперь возглавил Медведев, уже ушло вперед. Волков чувствовал, что должен что–то сказать, но ничего не приходило в голову. Он посмотрел в лицо комбату, что сидел сгорбившись на башне своего танка. Танкист молча кивнул. Лейтенант обвел взглядом строй своих красноармейцев. Четыре с лишним десятка бойцов, голодных, смертельно уставших бойцов на земле, что в одночасье стала чужой.

— Заводи! — крикнул танкист.

Затарахтели моторы танков. Т–26 Турсунход–жиева завелся с третьей попытки, его водитель, молодой татарин из–под Казани, тихо ругался, пытаясь стронуть машину с места. Бензин все–таки оказался не того качества, к которому были привычны изношенные моторы устаревших танков. Наконец танки двинулись вперед, за ними, на первой передаче пополз грузовичок Копыло–ва.

— Шагом марш!

Рота зашагала вслед за автомобилем, тихо матеря поднятую пыль и вонючий выхлоп. Ходячих раненых посадили в грузовик, и они больше не сковывали остальных, тяжелых Богушева, увидевшая, как мотает на просеке автомобиль, приказала нести на руках. Движение замыкал Зверев со своим вторым номером, назначенные в арьергард. Через полчаса после выступления лейтенант услышал отдаленные выстрелы, затем над лесом взлетели одна за другой две осветительные ракеты.

— Спохватились, голубчики, — спокойно заметил Берестов, шагавший в хвосте колонны. — Надо было тебе, Семен, подальше его оттащить.

— Надо было их всех там перерезать, товарищ старший сержант, — спокойно ответил Шумов. — Прямо в избах, тепленькими.

— Экий ты, голубчик, лютый сделался, — проворчал Андрей Васильевич.