— Ты меня убедил, Хабибулла. Раз так обдумал, иди сам расставляй и поставь задачу артиллеристам.
— Слушаю, товарищ комбат. Разрешите идти? Когда Рахимов ушел, Бозжанов смущенно посмотрел на рахимовскую схему.
— Вот как, — сказал я ему. — А ты хотел после первого выстрела похоронить наши орудия в домах и сараях.
— Да, товарищ комбат, — со вздохом ответил он, — выходит, так... Умен наш Хабибулла, умен, товарищ комбат...
— Иди-ка лучше догони Рахимова, и на местности вместе с ним подумайте, как использовать три станковых пулемета из твоей роты. Потом придете и доложите.
Я остался один.
Тревожная мысль не давала мне покоя: «Зачем я привязал к заборам домов роту лейтенанта Танкова?..» Бойцы уже двое суток, выполняя мой приказ, выворачивают мерзлую землю, роют окопы под домами и сараями... «Одно прямое попадание — и дом или обвалится, или загорится», — сказал Рахимов... »Ты хотел похоронить наши орудия! — обвинял я Бозжанова, а сам заранее хороню целую роту!...»
— Разрешите, товарищ комбат?
Я вздрогнул. Передо мной стоял лейтенант Танков.
Он пришел в наш батальон недавно, вместо выбывшего из строя командира роты лейтенанта Попова. Сергей Танков был среднего роста, стройный шатен, с широким лбом, строгими темно-синими глазами, чуть сплюснутым носом и выдвинутым вперед волевым подбородком. Внешность его как-то невольно запоминалась.
Меня всегда смущала его не по-фронтовому интеллигентская аккуратность и не по-военному подчеркнутая вежливость. И он относился ко мне настороженно. Мне казалось, что он меня изучает. Я его про себя называл «столичный лейтенант». С ним я почему-то всегда говорил на ходу и только на «вы». Он не успел утвердиться в семье нашего батальона, между нами еще не было тон фронтовой, строгой, грубоватой простоты, как с Семеном Краевым, Джалмухамметом Бозжановым и другими подчиненными и одновременно равными боевыми товарищами-друзьями.
Нас, видимо, обоих мучили сомнения, как начать разговор.
— А, Сергей, это ты? — растерянно и фамильярно произнес я это «ты». — Ты хочешь мне что-то сказать.
Его «доложить» меня окончательно сбило с толку.
— Да, военные не «сказывают», а «докладывают», — поправил я себя, — Ну, что? Докладывай!
Почувствовав мою растерянность, Танков запнулся, но, подавив смущение, доложил:
— Бозжанов, товарищ комбат, свои пулеметы в лес потащил, новые позиции выбирает, здесь же пулеметные гнезда вырыты и замаскированы, как вы приказали. Как же, товарищ комбат, нам без пулеметов?..
— Пулеметы будут у вас. И вы пойдете в лес. Я решил деревню не занимать.
— А окопы, что мы вырыли? — вырвалось у Танкова.
— Они вроде запасной позиции будут, на всякий случай...
Я познакомил Танкова со схемой Рахимова и приказал:
— Идите в лес, присмотритесь к местности, наметьте позиции взводам. Будем сообща держать в огневых клещах подступы к Горюнам.
Танков ушел. Я стал наносить на карту свое окончательное решение и писать легенды.
Вспомнились слова генерала: «Нелегко командиру принимать решение. Никогда не пренебрегайте советами людей...»
К полудню в Горюны приехал на вороном коне начальник артиллерии нашей дивизии подполковник Виталий Иванович Марков. Низкорослый, с прямым носом, прищуренными серыми глазами, на вид — не больше сорока. Слезая с лошади и здороваясь со мной за руку, он сказал:
— Меня к вам послал генерал. Его самого вызвали в штаб армии.
Когда мы вошли в избу, все встали, приветствуя подполковника. Поздоровавшись со всеми за руку, Марков не спеша разделся, сел и, поглаживая светлые волосы, сказал в тоне не приказа, а как бы просьбы:
— Вы, ребята, идите погуляйте, мне нужно с комбатом поговорить.
Офицеры и солдаты безмолвно вышли. Марков развернул свою карту на столе и, разглаживая ее, сказал:
— Трудно приходится, но люди, по совести говоря, дерутся хорошо. Уже вторые сутки держим противника.
Много потеряли людей и техники, но пока деремся. Сегодня наша авиация неплохо работала, и это нам очень помогло...
Далее Марков по карте подробно сориентировал меня в обстановке, показал, на каких рубежах какой полк ведет бой, где и когда вклинился в нашу оборону противник. На его рабочей карте, которую он вел с артиллерийской педантичностью, линия фронта располагалась глубокими зигзагами, напоминая русло извилистой реки.
Он с тревогой говорил о том, что к исходу дня противник может ввести в бой свои вторые эшелоны, которые, видимо, выдержали бомбежку нашей авиации и приготовились к бою. Марков опасался, что наши не выдержат до вечера. Говорил, что генерал поехал к командующему просить подмоги или разрешения отвести полки под покровом ночи на следующий рубеж...
— Пойдемте посмотрим, как все это выглядит на местности!
Вернувшись в штаб, Марков аккуратно нанес на свою карту положение батальона, огневые позиции и, свертывая карту, сказал:
— В основном, полагаю, вы приняли правильное решение. Думаю, что генерал одобрит его. Я ему доложу. Только у вас не продумано, как вы будете пропускать войска через свои боевые порядки, если наши сегодня начнут отход. Давайте вместе обдумаем.