За нами Москва. Записки офицера.

— Знаешь что, — виновато обращается ко мне Сергей Иванович, — если генерал сам не догадается, ты не говори ему, что дали четыре залпа. Он же приказал мне экономить...

— Как говорится, товарищ капитан, «кашу маслом не испортишь»: раз в цель, значит, на головы фашистов...

— Ай да молодец ты! — вскакивает он и со всей силой хлопает меня по плечу. Я чуть не приземлился, а он хохочет. — С тобой, я вижу, можно работать... Как тебя зовут-то? Что-то я не запомнил.

— Это неважно, товарищ капитан.

— Нет, ты мне скажи. Я же тебе сказал.

— Ба-ур-джан, — произнес я по слогам.

Капитан повторил мое имя и хлопнул меня по другому плечу. И опять я чуть не присел от его сильного удара.

Меня вызвал к телефону генерал и сказал:

— Летуны сообщают: «Мария Ивановна» удачно угодила по немчуре и наделала там переполоха. Пока не успели опомниться, повторите еще разик.

Пока я разговаривал с генералом, капитан, подобно провинившемуся шалуну, подмигивал мне, как бы напоминая о своей просьбе умолчать о тех двух залпах, данных в артиллерийском азарте.

Я передал ему приказание генерала. Он, серьезно задумавшись, сказал:

— А как же быть с теми двумя залпами, что мы дали без приказа генерала?

— Ничего, товарищ капитан, раз такое удачное попадание, уж не будем экономить немцев. Приказано повторить — надо повторить.

— А что, если генерал записывает все залпы? — спросил он с тревогой.

— Ну что же, тогда признаемся, что вместо двух дали четыре.

— Огонь! — скомандовал он.

— В цель! — доложил радист…

От генерала не было звонка в течение полутора часов... В ожидании звонка мы с капитаном просидели все это время в напряженном молчании. Вдруг раздался долгожданный зуммер. Телефонист протянул мне трубку. На сей раз генерал говорил, что Елин оставил Ядрово, а из Возмища вытягивается колонна, и приказал дать по обоим этим пунктам по два залпа дивизионом.

Опять расчеты, команды, доклады, пристрелки, как это было по станции, и наконец повелительное: «Огонь!»

Радист растерянно хлопает глазами и робко произносит: «Недолет».

Капитан вскакивает с места и с яростью обрушивается на радиста:

— Что-о-о? Что ты сказал?

Бедный юноша виновато пятится назад. Резко повернувшись к телефонисту, капитан вырывает у него трубку и кричит во все горло:

— Огневая!... Немедленно старшего на огневой!

Услышав голос старшего офицера, он багровеет, большие черные глаза наливаются кровью, он выпаливает:

— Почему недолет?.. Доложить установки!.. И какой только дурак выпустил тебя из артиллерийского училища?.. Уровень-то не тот. Ты еще оправдываешься?.. Эх, жаль, что ты не при мне... — а сам вцепился рукой в гущу своих курчавых волос. Мне казалось, что он вот-вот вырвет их вместе с кожей. Я подумал: «Этот человек в гневе может растерзать льва».

— Подойдя к нему, я сказал:

— Товарищ капитан, когда же будет огонь? Как бы опомнившись, он сочно выразился и продолжал в микрофон:

— Поправьте уровень! Огонь! — И, швырнув трубку, которую успел на лету поймать телефонист, он сел на табурет, обеими руками вцепился в свои волосы и в лихорадке все еще неугасшего гнева процедил сквозь стиснутые зубы: — Из-за таких вот недоучек сотни снарядов в белый свет пустишь... Э-э-эх! — стукнул он своим кулаком по столу! — Я тебе еще покажу!

Мне казалось, что он вот-вот разрыдается.

— В цель! — бодро крикнул радист.

— Что-о?! — недоуменно поворачивается капитан к радисту.

— В цель, товарищ капитан! — повторил радист.

— Огонь! Огонь! Огонь! Загрохотал залп за залпом.

Капитан, словно дирижер, отбивает кулаком по столу, захваченный ритмом залпов.

— В цель! В цель! В цель! — слышен голос радиста.

— Передать на огневую: трижды подлецы, трижды молодцы! Стой! Записать установки!

Весь обмякший, капитан грузным мешком опустился на табурет.

— Ну, что вы, товарищ капитан, стоит ли так сильно переживать один неудачный залп? — пытался я успокоить его...

Последующие залпы дивизиона по заявкам генерала прошли сравнительно удачно, без всяких стычек между капитаном и огневой.

...Небо затянула густая мгла. Хлопьями повалил снег... Позвонил Марков.

— Иван Васильевич поехал к Шехтману, — спокойно сказал он, — приказал ждать его сигналов. Пусть Кирсанов готовит расчеты по Строкову и Быкам. Немец свои усилия переносит туда. Хозяин хотел еще помочь ястребами, но, вы сами видите, как пухом сверху сыплется. Ах, какая досада!..

Мы ждали сигнала. Кирсанов потребовал поздний обед. Обедал он очень аппетитно и, насаживая на вилку кусок за куском мясо, со спокойной улыбкой рассказывал анекдоты с грубоватым украинским юмором. Бозжанов несколько раз выходил и возвращался с какой-нибудь едой.

Я смотрел на этих двух необыкновенных наших людей: один наслаждался едой и балагурил, а другой наслаждался тем, что обслуживал, и, видно, как заботливая мать, радовался, что «ее Сережа сегодня весел и хорошо поел».

Позвонил Марков. Приказал дать огонь по Строкову, по Быкам...

...Вечерело. Позвонил генерал.

— Я от Шехтмана говорю. Как у вас там?

— Раза три и нам досталось, товарищ генерал.

— Ничего, пока он вслепую бьет...

— Да, но кое-какие из его шальных задели...