— Вы ранены, товарищ полковник? — спросил я его.
— Нет, дорогой, просто чертовски устал, — ответил он. — Минут через пять доложите генералу, что я здесь, у вас...
Мой ординарец Николай Синченко принес матрац, подушку, одеяло и, невзирая на протесты полковника, устроил ему постель, подал чаю.
Один за другим приходили запорошенные гарью боев офицеры штаба полка. Кратко доложив, получали указания и уходили. Вошел комиссар полка Ахметжан Мухамедьяров в испачканном кровью полушубке.
— Что с тобой? — с тревогой воскликнул Капров.
— Ничего, Илья Васильевич, гнедого убили, а я под ним минуты три барахтался...
Меня вызвали к телефону. Генерал приказал передать трубку Капрову.
— Я вас слушаю, това... Так, как было приказано... Да, да, прикрытие оставили... Тоже минируют... Завалы тоже... Сейчас, спрошу Мухамедьярова...
Закончив разговор с генералом, Капров сказал комиссару:
— Генерал посылает еще шесть машин за ранеными.
— А я у тебя, Баурджан, реквизировал пищу из трех кухонь для раненых, — дружески сказал Мухамедьяров.
— Как же они сами-то? — вырвалось у Капрова.
— И хорошо сделали, товарищ комиссар, — ответил я...
Капров развернул свою карту. Показал мне, где им оставлено прикрытие, где минировано, где устраиваются лесные завалы, и, подробно ознакомив меня с другими мерами по обеспечению отхода полка, передал мне приказание генерала — принять общее командование над подразделениями полка.
Ему же приказано с основными силами полка форсировать отход к правому берегу...
В темноте проходили через Горюны угрюмые ряды бойцов — рота за ротой, батальон за батальоном.
Я молча стоял рядом с Капровым и Мухамедьяровым и глазами провожал темные силуэты...
...Когда я пишу эти строки, мне вспоминаются слова Дениса Давыдова: «...отступление сие названо только славным... А сие прилагательное от частых употреблений обесславилось... Я помню, какими глазами мы увидели эту дивизию, подходившую к нам в облаках пыли и дыма, покрытую потом и кровью чести... Каждый штык ее горел лучом бессмертия!»
Подполковник Курганов
Они ушли, а мы остались.
Хаби Рахимов был очень заботливым начальником штаба. У Хаби были в батальоне свои любимцы и верные помощники. Один из них — командир взвода связи, радиотехник по образованию, младший лейтенант Леонид Степанов, с задумчивыми темными глазами и чуть вздернутым носом над пухлым юношеским ртом. Степанова все знали как самого тактичного и воспитанного в батальоне. Он держался и подчинялся с достоинством. Командир хозяйственного взвода младший лейтенант Василий Борисов, бывший заведующий складом потребсоюза, следивший за распределением солдатского пайка с аптекарской точностью, тоже пользовался у Рахимова доверием. Заметив, что у них с самого начала завязалась неподдельная деловая дружба, я никогда не вмешивался в дела взвода связи и хозяйственного взвода, целиком доверив их своему старшему адъютанту Рахимову...
Степанов и Борисов понимали Рахимова с полуслова и старательно выполняли все его приказания. Кроме своих прямых обязанностей они выполняли и другие поручения Рахимова: Степанов по его заданию перечерчивал вторые экземпляры схем, подшивал бумаги, склеивал и раздавал топографические карты, руководил оборудованием НП и КП, а Борисов был настоящим завхозом батальона...
Рахимов никогда не оставлял меня одного. Если со мной не было никого, то он часто посылал ко мне Степанова или Борисова, говоря им: «Пойдите к комбату, может быть, понадобитесь ему».
На этот раз около меня оказался Степанов.
Я вернулся в штаб и по телефону доложил генералу о том, что Капров с основными силами благополучно отбыл из Горюнов.
Генерал спросил, понял ли я, «как следует быть», и закончил так:
— Я вам капровцев переподчиняю лишь на время, пока они выполнят свою работу, а вы их, товарищ Момыш-улы, ни в коем случае не используйте на выполнении своих собственных задач. Давайте по-честному так и договоримся. Если вы задержите хоть одного бойца, я на вас обижусь всерьез.
— Как только люди сделают свое как полагается, обязательно всех до одного вышлю к Илье Васильевичу, товарищ генерал...
— Добре, товарищ Момыш-улы, так и быть. Значит, мы с вами договорились по-честному? Георгий Федорович к вам еще не приехал?
— Нет пока, а что вы хотели, това... — И опять разрыв связи!
Я с досадой швыряю телефонную трубку и в ярости обрушиваюсь на Степанова.
— Виноват, товарищ комбат! Видимо, какой-нибудь шальной осколок задел провод, ведь уж минут пять, как снова начался обстрел...
— Марш к Рахимову! Через пять минут связь должна быть восстановлена!
— Есть, товарищ комбат!..
Я опускаюсь на табурет. В висках стучит, кружится голова. Вдруг кто-то трогает меня за плечо. Я не оборачиваюсь.
— Слушайте, старший лейтенант, — слышу я за спиной грубоватый властный голос. — Так нельзя!
Я оборачиваюсь и вижу подполковника Курганова. Лицо его, изборожденное морщинами, потемнело от загара. Он впился в меня воспаленными глазами и еще строже повторил: