За нами – Россия!

Флегматичный и практичный Иволгин сидел, не выпендриваясь, и затачивал бритвенной остроты ножом «ухорезом» карандаши из письменного набора «батяни». Тот имел привычку пользоваться именно ими, ломал заточенные нещадно и каждый раз убирал лишившиеся грифеля назад в стакан. И терпеть не мог, когда кто-то из ординарцев пытался их трогать. Исключение составлял Иволгин, в свое время обучавшийся ребенком в художественном кружке и затачивающий карандаши до остроты игольного кончика. Последний раз он присутствовал на совещании больше месяца назад, после чего загремел в госпиталь в Тобольск. Сейчас работы для него был непочатый край, чем он и занимался. Но думать, что почти сорокалетний разведчик не слышит и не видит ничего, механически обрабатывая один карандаш за другим, не стоило. Иволгин был старейшим офицером разведроты после командира и занимал свою должность не зря.

Майор Синицын, командир всех трех офицеров-диверсантов, невысокого роста, сухощавый и подтянутый, сидел рядом с ними. Спокойно попивал крепкий забористый чай из стеклянного стакана в подстаканнике с эмблемой МПС, невесть как оказавшемся здесь. Покосился на чуть задержавшегося подчиненного, погрозил ему пальцем, но не сказал ни слова. Хороший был признак, значит, Куминов, которого посыльный нашел далеко за пределами расположения роты, не сильно и опоздал. Иначе сейчас «батя» уже поразил бы его громами и молниями полковничьего гнева.

Рядом с длинным и тощим Кругловым, представляющим на совещаниях СМЕРШ, сидели те самые двое. На мрачную физиономию особиста, украшенную тонким хрящеватым носом и аккуратными усиками, капитан никакого внимания не обратил. Чего на него смотреть, и так достал уже. Хотя, чего греха таить, работал Круглов на совесть. Именно его подчиненные охраняли штаб, связистов и шифровальщиков. Но двое рядом были намного интереснее.

Пожилой мужчина с бородкой клинышком, в круглых очках со стальной оправой и в хорошо пошитом костюме-тройке. С галстуком в тон светло-кремовой сорочке под жилеткой. И со светлыми металлическими запонками в манжетах, виднеющихся из-под рукавов твидового, в мелкую клетку, коричневого пиджака с аккуратными овалами светлой кожи на локтях. Прическа со строгим, «под политику», пробором. Ни дать ни взять, прямо вылитый бывший «всесоюзный староста», чьи портреты Куминов помнил еще со школы.

А вот особа, сидевшая рядом с ним, приковала его внимание намного сильнее. Нет, не из-за того, что она была ПРОСТО женщиной. На совещаниях из всех командиров женского пола присутствовали чаще всего лишь начальник полковой медсанчасти, майор медицинской службы Порошнева и начальник столовой капитан Полякова. Ничего странного: больше женщин-офицеров в части не наблюдалось. Все-таки не женское это дело, война. Нет, все дело было именно во внешности молодой женщины, сидевшей рядом со «старостой».

Внешность, на взгляд Куминова, была очень даже неординарная, до жути привлекательная и донельзя просто интересная. «Среднего роста, спортивного телосложения, смешанного славяно-азиатского типа» – мысленно и механически отметил капитан, тут же выругавшись на самого себя. Ну, разве это дело, так вот думать про такую красоту? Далеко не типичную и оригинальную, делающую абсолютно понятной слишком уж фотографичную посадку Абраменко и его же постоянное шевеление с целью как можно более громкого позвякивания наградами.

Густые черные волосы, длиной явно чуть ниже плеч, собранные сейчас в хвост на затылке. Большие карие глаза с едва заметным тем самым азиатским разрезом. Смуглая кожа открытого и чуть улыбающегося полными губами лица. Родинка на подбородке. Почувствовав пристальное внимание вновь вошедшего офицера, девушка повернулась к Куминову, в какой-то момент встретившись с ним глазами. Взгляд она не отвела и даже еле заметно нахмурила тонкие, вразлет, брови того же иссиня-черного, что и волосы, оттенка. Капитан сморгнул, неожиданно для самого себя покраснел и присел к Иволгину, предварительно повесив полушубок на один из гвоздей, торчавших из бревенчатой стены. И лишь после этого понял, что его чутье неожиданно подвело, и новых лиц вовсе даже не двое, а целых три.

За большой картой, установленной на бывшем кульмане, который «батя» перевозил за собой всегда и вокруг которого имел привычку наяривать круги, поругивая подчиненных, кто-то сидел. Две лампы накаливания, висевших на потолке и запитанных от дизельного штабного генератора, не давали достаточно света. Потому сидящий в одном из складных стульев человек полностью прятался в густой чернильной тени за картой.