За нами – Россия!

Унты – это вообще обувь отдельная, можно сказать, первостатейная. Оно, конечно, можно носить и замечательные, толстой бычьей кожи заокеанские ботинки на шнуровке, с меховыми чулками, сразу вставленными в них, да с шерстяными носками домашней вязки в придачу. Или, заранее плотно обмотав ногу чрезвычайно плотной портянкой зимнего периода носки, нацепить щегольские хромовые сапоги, как любил это делать постоянный напарник и конкурент старший лейтенант Абраменко. А то и вообще, не думая ни о чем, кроме комфорта по минимуму, и нацепить валенки, да-да, именно их.

Но, скажите, вот на хрена козе баян, когда в каптерке старшины разведывательной роты всегда есть то, что сейчас на ногах капитана Куминова? Особенно зимой и особенно пусть и не в занесенных снегом и продуваемых насквозь ветром степях Бурятии либо Хакасии, или среди торосов Арктики, а всего лишь посреди уральского леса. Даже и не тайги, но все равно – леса зимнего, где того самого снега было уже по колено как минимум. Нет уж, дудки, выпендриваться и форсить там, где этого не нужно, капитан не любил. Не мальчик уже, не до того. Тем более что никоим образом унты не нарушали установленную форму одежды, да и никакой проверки вроде бы не предвиделось. Что-что, а проверки из штаба армии капитан, как и все прочие в полку, не любил. Ну, а раз проверки не ожидалось, то можно в штаб идти так, как привычно и удобно.

Снег хрустел, тучи над головой, виднеющиеся в разрывах между плотно стоящими деревьями, были серыми и низкими. Это хорошо, ясное небо в последнее время несло в себе много неприятностей. Тем более сейчас, когда их полк, так же как и остальные, начинал перегруппировываться. Слухи о наступлении явно были не пустопорожними, и это Куминова радовало. Полгода они стояли за линией фронта, лишь изредка выдвигаясь на поддержку пехотинцам. Оно понятно, что полк не простой, но стоять вот так… тяжело. Капитан радовался хотя бы тому, что сам и его люди ходили на «ту» сторону постоянно, хоть и не очень часто. В их деле застаиваться нельзя, равно как и жиром заплывать.

С веток ближайшего дерева, высокой разлапистой сосны, неожиданно слетела целая куча снега, запорошив двух бойцов, присевших передохнуть рядом с длинным бревном станкового крупнокалиберного гранатомета, который они несли в сторону складов. Оба вскочили, ругаясь и выбросив намокшие и погасшие папиросы, крутили головами по сторонам, не понимая – как такое могло случиться, если ветра и в помине нет? Куминов чуть улыбнулся, понимая их недоумение и растерянность и то, что они уже закончились. Причина же этого неожиданного снегозашиворотопада важно, тяжело и неторопливо шествовала по просеке, метрах в десяти справа.

«БШМ-55-2»[3], три штуки, следовали в сторону механических мастерских. Машины лишь недавно прибыли к ним. Сразу было заметно, что перебросили их с Арктического фронта. Раскраска, хоть и белая, совершенно отличалась от уже привычной для «своих» ходячих танков. И толстые тумбы ног, равномерно печатающие шаг, и кабина-морда, закрытая бронещитом, были белыми с голубыми вкраплениями. Верх обеих башен с толстыми и короткими стволами орудий были полностью белыми. Все три «медведя» раньше воевали там, где солнце всегда отражалось от ровной поверхности снега и льда. Сейчас им нужно было нанести темные пятна защитного камуфляжа, чтобы не так выделялись на фоне предгорий Уральского хребта и лесов. Когда армия выйдет в заволжские степи, во что Куминов верил свято, тогда окраску вновь придется менять. А для «медведей» лесостепные просторы подходили как нельзя лучше. Среди густой чащи уральской тайги эти хорошо вооруженные и защищенные громады все же были неповоротливы и более уязвимы.

Заволжье… мечта, пока недостижимая. Туда, туда рвалась душа, и скорей бы. Хотя бы попробовать, хотя бы сделать свой шаг к победе. Уже на памяти самого Куминова прошло десять лет, как войска Уральского фронта постоянно пытались продвинуться вперед хотя бы на сто, да что там, хотя бы на пятьдесят километров. И каждый раз умывались кровью, отходили назад. Немудрено, если вспомнить, какой ценой далось создание этого, казавшегося невозможным рубежа обороны. Сам капитан, понятное дело, этого момента не видел, мал был тогда. Но вот командир полка, в ту пору бывший лейтенантом, как-то раз рассказал. Тогда Куминову хватило немногого из услышанного, чтобы оценить весь масштаб подвига, совершенного в середине сороковых.