За нами – Россия!

Делала ли работа на них кого-то свободным? В этом он сомневался. Если не считать свободой полное освобождение от собственной телесной оболочки в лагерях, на заводах, в аграрных хозяйствах. От голода, болезней, истязаний… Новые хозяева старательно уничтожали всех, кто хотя бы пытался мыслить, бороться, не сдаваться. Старались превратить тех, кто остался на «этой» стороне фронта, в слабый и послушный скот. Свободы в этом мало кто видел, не считая полицаев, предателей и тех, кому всегда было без разницы происходящее вокруг. Таких, у кого «наша хата с краю», тоже хватало.

А вот с тем, что «каждому свое» – был согласен на всю катушку. И свое делал так, как никто другой «до», возможно, что и «после» или вместо него. Потому сейчас и скользил вдоль старых стен, стараясь оторваться, уйти, выбраться…

Невысокий мужчина, одетый в когда-то очень хорошее драповое пальто, торопливо шел, практически бежал через темные провалы дворов, уходя от них, ограниченных старыми, царской постройки домами. Домами на Невском, давно переименованном в Гроссе-Фридрих-штрассе. Преследователи, он знал это, уже очень и очень близко. Сомнений и надежд по поводу того, что произойдет, когда они его догонят, не было. Слишком многое узнал, слишком многое увидел. И слишком многое умел делать сам, чтобы обольщаться насчет хотя бы концентрационного лагеря. «Шталаг» ему не светил ни при каком раскладе. Был ли мужчина расстроен? Смешной вопрос, конечно, был. Тем, что не смог выбраться сам, дав возможность уйти другим. Жизнь, при всей ее паршивости, штука очень интересная и замечательная. И он совсем бы даже не отказался пожить еще немного, пусть и так, как последние лет семь или восемь. Но преследователи шли по пятам.