«За нашу и вашу свободу!» Герои 1863 года

Человеком, из уст которого накануне ареста Траугута следственная комиссия в первый раз услышала его имя, был секретарь Финансового отдела жонда Артур Гольдман. Ему никогда не приходилось встречаться с Траугутом по делам восстания. Своими сведениями о Траугуте Гольдман был обязан Вацлаву Пшибыльскому, который не только сообщил этому второстепенному в организации лицу секретные сведения о том, что Траугут возглавляет Жонд Народовый, но еще, словно заботясь об успехе предательства, назвал ему псевдоним, под которым жил Траугут в Варшаве, и издали показал его Гольдману в кафе. В результате следственная комиссия получила все необходимые сведения для разыскания «Михала Чарнецкого». Дальнейшее было уже делом одного дня.

Если Гольдман выдал Траугута, то Кароль Пшибыльский и Цезарий Моравский были людьми, чьи показания более всего дали сведений о его деятельности.

Впрочем, Траугут не пытался скрывать своего имени. Это было бесполезно, так как в составе следственной комиссии были полковник Здановичи еще один сослуживец Траугута по царской армии. Свое первое показание, данное в день ареста, он начал словами: «Меня зовут не Михал Чарнецкий, а Ромуальд Траугут...» Но в этом показании после довольно подробного рассказа о своем участии в восстании в Белоруссии Траугут заявил, что затем он оказался в Галиции. Этим он обошел свой приезд в июле 1863 года в Варшаву (следственной комиссии так и осталась неизвестной эта страница биографии Траугута) и заграничную миссию. О приезде в Варшаву в октябре 1863 года Траугут заявил: «Целью моего прибытия из Кракова в Варшаву было под охраной чужого имени устраниться от всех революционных дел и ждать конца всех этих событий, потому что в военные дела, как не дающие никаких шансов на успех, я вмешиваться не хотел, а к выполнению других дел в организации способностей не имел». Не имея возможности отрицать свое знакомство с Вацлавом Пшибыльским, Траугут, оберегая находящегося в полной безопасности Пшибыльского, заявил, что ему ничего не известно о принадлежности Пшибыльского к повстанческой организации, хотя, разумеется, тот знал о том, что он, Траугут, командовал повстанческим отрядом.

Линией поведения, избранной Траугутом перед следователями, было, таким образом, стремление отвести все вопросы, касающиеся периода, когда он руководил Жондом Народовым. Но выдержать эту линию ему помешали предатели. Правда, при очной ставке 8(20) апреля с Каролем Пшибыльским и Цезарием Моравским Траугут решительно отверг их показания, но затем сделал следующую декларацию:

«О цели и действиях моих по прибытии в Варшаву я намерен дать особые показания с той, однако, оговоркой, что никаких лиц называть не буду, а лишь опишу, что делал я сам. Итак, по прибытии в Краков при уже объясненных мною обстоятельствах я держался там в стороне и вовсе не сносился с тамошней организацией, а после моего приезда в Варшаву я принял руководство так называемым Жондом Народовым. Что я делал на этом посту, это я подробно опишу собственноручно».

Не следует удивляться тому, что в актах процесса нет ни подробного, ни собственноручного показания Траугута о его деятельности в качестве главы Жонда Народового. Следователей не интересовала история восстания. Приведенное выше краткое заявление Траугута выполняло необходимую при предании его суду процессуальную формальность — это было признание обвиняемым деяния, в котором он обвиняется. Оговорка же, сделанная Траугутом, что никого называть он не намерен, лишала его дальнейшие показания самого занимающего следственную комиссию элемента.

Из перехваченного властями письма Елены Киркор к старушке матери мы знаем, что Траугута, так же как и Киркор, держали в подвальном карцере до 8(20) апреля, то есть до тех пор, пока он не сделал процитированного признания. Позднее Траугута вызывали на допрос только два раза — 22 апреля (4 мая), когда он дал сравнительно краткое показание (фрагменты его мы цитировали ранее) о своих убеждениях, обстоятельствах вступления в ряды повстанцев и основных вопросах, которыми он занимался на посту главы Национального правительства, а затем 24 апреля (6 мая) для выяснения обстоятельств его действий как командира повстанческого отряда в связи с получением сведений из Кобринского уезда.

Несколькими днями позже следственная комиссия представила наместнику доклад о предании Траугута и группы деятелей повстанческой организации военному полевому суду. Предложение было утверждено, и подсудимые переведены в цитадель. Шестеро предателей, более всего содействовавших комиссии своими показаниями, были милостиво высланы «на свободное жительство в Империю».

7(19) июля заседавший в Варшавской цитадели полевой военный суд вынес приговор по делу Ромуальда Траугута и двадцати двух его сотоварищей Констатирующая часть приговора в отношении Траугута была построена в основном на показаниях предателей.