За нашу и вашу свободу. Повесть о Ярославе Домбровском

«…Выполнило ли свой долг правительство, взявшееся за дело национальной обороны? Нет. Своей медлительностью, нерешительностью и неспособностью наши руководители привели нас на край пропасти. Они не сумели ни управлять, ни бороться… Народ умирает от холода, а в ближайшие дни будет умирать и от голода. Бесполезные вылазки, кровопролитные сражения без всякого результата, постоянные неудачи — правительство хочет взять нас измором… Если у него есть хоть капля патриотизма, то его долг — уйти и предоставить парижскому народу самому позаботиться о своем освобождении. Городской Совет или Коммуна — все равно, как назвать его, — единственное средство спасения народа… Всеобщая реквизиция. Даровой паек…»

Пеля подняла глаза на Ярослава:

— Что это? Революция?

Он пожал плечами:

— Готовится восстание…

— Ты примешь в нем участие?

— Мне предлагают стать начальником генерального штаба будущей армии революционного правительства.

— Ты не ответил на мой вопрос.

Он улыбнулся:

— Пеля, милая, ты всегда все замечаешь. Нет, я не приму участия в восстании.

— Потому что не веришь в его успех?

— Тут обратная зависимость. Я не верю в его успех, потому что не принимаю в нем участия.

— Тогда прими!

Он покачал головой.

— Не мне, поляку, свергать французское правительство.

Пеля сдвинула тонкие брови.

— Ты уверен, что ты прав?

Он вскочил и взволнованно зашагал по комнате.

— Ты попала в самую точку, Пеля. Конечно, моим принципом и моим лозунгом остаются великие слова: «За нашу и вашу свободу!» Но то, что сейчас затевают бланкисты, слишком мелко, слишком семейно, слишком внутрипартийно. Конечно, если на парижских улицах вырастут баррикады, я буду на них. Но они едва ли вырастут… Парижский народ, мне кажется, еще не созрел для большого восстания.

Политическая проницательность не обманула Домбровского. Попытка создать в январе 1871 года Парижскую коммуну не удалась. Она привела к тому, что правительство закрыло рабочие и революционные клубы в городе как «очаги преступной агитации». Все жаждали мира, но не на любых условиях. Позорные и унизительные условия, предложенные немцами, возмущали народ: уступка Эльзаса и Лотарингии и контрибуция в размере пяти миллиардов франков. Парижане не верили, что правительство согласится на эти условия. Ждали.

Однако не прошло и месяца, и Национальное собрание в Бордо — «помещичья палата», как называли его в народе, — состоявшее в большинстве из представителей имущих классов, утвердило этот грабительский мир и избрало Тьера главой исполнительной власти. Париж — первоклассная крепость — четыреста тысяч войск, две тысячи орудий и митральез, почти пятьсот тысяч винтовок, огромное количество боеприпасов и продовольствия — все это было предано двадцать восьмого января семьдесят первого года.

Тьер собрал банкиров и предложил им разработать план первого взноса в счет контрибуции. Вот ответ банкиров:

— Господин Тьер, мы вас глубоко уважаем. Очень разумно, что вы закрыли левые газеты, которые возбуждали против нас парижский народ. Очень мудро, что вы отказались утвердить отсрочку взноса квартирной платы на время осады, это было бы разорительно для домовладельцев. Очень похвально, что вы способствовали вынесению смертного приговора этим смутьянам — Бланки и Флурансу. За все это вы заслуживаете нашей самой горячей благодарности. Однако предупреждаем вас, глубокоуважаемый господин Тьер, что мы не дадим вам ни одного франка для контрибуции, если вы немедленно не разоружите парижских рабочих.

Тьер хорошо знал, что банкиры не бросают на ветер ни денег, ни слов. С не меньшей отчетливостью понимал он, какому риску подвергается существование его правительства, пока оружие находится в руках народа. Прежде всего надо лишить парижских рабочих артиллерии. Тьер решил действовать. Пятнадцатого марта он прибыл в Париж. На совещании с военными руководителями был разработан план действий.

Часть IX КОММУНА

Лучше биться орлом, чем жить зайцем.

Русская пословица

Глава 33 Предложение Домбровского

В три часа ночи с семнадцатого на восемнадцатое марта полки линейных солдат были двинуты на Монмартр, чтобы увезти оттуда артиллерию Национальной гвардии. Командовал этим «походом» генерал Леконт, более известный своей придворной ловкостью, чем боевой доблестью.