За нашу и вашу свободу: Повесть о Ярославе Домбровском

— И флот пассивный. Позволили французам и англичанам всю свою армию буквально без единого выстрела высадить возле Евпатории. Позор!

— Войну проигрывают не солдаты, а генералы, — заключил Вессель.

А Потебня добавил:

— Войну проигрывает царский режим.

А Ярослав тихо продекламировал:

В столицах шум, гремят витии,
Кипит словесная война,
А там, во глубине России, —
Там вековая тишина…

Это были стихи одного из рукописных сборников, что обильно ходили по рукам. Имена авторов потаенных стихов не принято было называть. Да и не каждому они были известны. Но Домбровский знал, кому принадлежат только что прочитанные им стихи: Некрасову, редактору «Современника». Недаром Ярослав любил этот журнал: он против всякого угнетения — общественного, политического, сословного, нравственного, он против всякой несправедливости.

Глава 6 Майор Лавров, преподаватель математики

Знал Ярослав имя и другого человека, прикосновенного к «Современнику» и чьими статьями он зачитывался: Чернышевский. В этих статьях звучали проповедь социализма и призыв к борьбе с произволом.

Но и Некрасов, и Чернышевский, хоть и жили здесь, в Петербурге, тем не менее казались Домбровскому бесконечно отдаленными от него, юного воспитанника кадетского корпуса. Был еще один — третий человек, к которому влекло Ярослава и которого он видел чуть ли не ежедневно, — преподаватель математических дисциплин в корпусе Петр Лаврович Лавров. Имя его Ярослав слышал и прежде. Это был еще сравнительно молодой человек. Его старила дремучая черная борода. А ведь было ему, как дознались кадеты, не более тридцати лет.

Имя Петра Лавровича встречалось не только в специальных математических журналах. Он пописывал и в журналах «Библиотека для чтения», «Отечественные записки». Слог его был тяжел, и мысль — может быть, намеренно — затуманена. Но понаторевший читатель привык расшифровывать эзоповский язык своих любимых авторов, язык политических намеков и аллегорий. В иносказаниях Лаврова о месте личности в обществе Ярослав разгадывал критику самодержавия и призыв к переустройству государства. Он все ждал, что это прорвется и с кафедры. И действительно, как-то раз, говоря о геометрических прогрессиях, майор Лавров вдруг перешел от прогрессий к прогрессу и заявил, что суть его — в усилении сознательности человеческой личности. Будущий общественный строй, продолжал Лавров, поглядывая на дверь — не покажется ли оттуда инспектор классов, — совместит в себе развитие человеческой личности и солидарность общежития. Это будет, заключил Лавров, царство убеждения.

Майор Лавров отметил выдающиеся способности кадета Домбровского. Юноша заинтересовал его. Как-то после классов Лавров окликнул Ярослава в коридоре и заговорил с ним. Началось с незначительного вопроса из области математики. Петр Лаврович похвалил письменную работу Домбровского по баллистике. Потом осведомился о его частных интересах, спросил, почему он избрал поприще военного. Незаметно разговор перешел на современные темы — Крымская кампания, причины наших неудач. Ярослав признался, что он читал статьи своего собеседника, и попросил разъяснить некоторые места, остававшиеся для него неясными. Они разговаривали, медленно прогуливаясь вдоль длинного коридора, пока не стемнело. Дневальные стали зажигать масляные лампы, висевшие на стенах. Тут Петр Лаврович спохватился, сказав, что ему надо спешить на лекцию по дифференциальному исчислению в Академию генерального штаба.

Беседы эти повторялись. Лавров находил удовольствие в общении с блестяще одаренным кадетом. Ярослав с нетерпением ждал встреч с необыкновенным преподавателем математики, который оказался оригинальным и смелым мыслителем. Ярославу казалось, что, вероятно, такими были незабвенные герои восстания 14 декабря 1825 года.

Однажды, уже незадолго до окончания корпуса, Лавров и Домбровский пошли прогуляться по набережным Невы. Разговор свернул, как это часто бывало между ними в последнее время, на политические темы.

Ярослав с горячностью неофита производил военные поражения России в Крыму из общей политической отсталости страны. Лавров поправлял его.