За небесными вратами

- Да, дорогой, но кто знал, что они окажутся последними? Она так внезапно заболела. Что я могу сказать, чтобы утешить тебя? Ну, будет, пойдем с нами домой! Она хотела бы, чтобы ты так сделал, - я уверена.

Он печально покачал головой со слезами на глазах и сказал:

- Труд является моим единственным спасением. Я должен вернуться, как можно быстрее.

Она больше ничего не говорила, и он устало прислонился к своему легкому стулу. Я тихо подошла близко к нему и вдруг его руки окружили меня. Я шепнула:

- Дорогие, вы не видите, что я действительно рядом с вами?

Он был очень тих, и комната была очень спокойной, только стрелки моих маленьких часов все еще тикали на туалетном столике. Сейчас я поняла по его ровному дыханию, что он решил передохнуть от своего горя. Я мягко выскользнула из его рук и подошла к моей подруге, стоящей на коленях рядом с ним, и обхватила ее руками.

- Вирджиния, Вирджиния! Ты знаешь, я не умерла! Почему ты скорбишь?

Она взглянула на измученное лицо человека перед ней, потом закрыла лицо руками, шепча, так, как будто слышала меня и отвечала:

- О, Ребекка, милая, как ты могла покинуть его?

- Я здесь, дорогая! Пойми, что я здесь!

Она не прислушалась ко мне, но сидела, поглощенная скорбью.

Спустя несколько минут в комнату вошел незнакомец и негромко сказал что-то вроде того:

- Поезд скоро прибудет, - и подал моему мужу шляпу.

Он встал и подал руку Вирджинии, и наш сын с женой встретили его у двери; они начали спускаться по лестнице. Только тогда мой муж приостановился и бросил печальный взгляд вокруг комнаты; его лицо было белым от боли. Наша дорогая дочь быстро подошла к нему, обняла его за шею, повернула его лицо к себе («Боже, благослови ее во всем!» - тихо молилась я). Мгновение они стояли так, потом, сдерживая душевное волнение, они все прошли вниз по лестнице в ту первую комнату.

Я подошла очень близко к моему дорогому мужу, и ни мгновение не покидала его, пройдя с ним через все торжественные и впечатляющие службы, через печальную поездку к его старому дому; через последние мрачные ритуалы, после этого встреч с друзьями; и, в заключение, его возвращению к обычному распорядку труда. Как благодарна я была за то, что мне была дана возможность вкусить, в тот замечательный день на небесах, радость благословенной жизни! Как иначе могла бы я спокойно пройти через те мучительные сцены и наблюдать горе тех, кто дорог моему сердцу? Я признаю, что мудрость и милосердие Отца все так устроили.

Вскоре я обнаружила, что мой муж был прав; работа была его великим убежищем. В течение рутинной работы мозг и руки заняты, оставляя сердцу немного возможностей для потворства горю. Ночь была его временем испытаний. – Сердечные друзья оставались с ним до сна, после этого он был один. Он беспокойно метался на подушке, и часто вставал и шел в соседнюю комнату, которая прежде была моей, и пристально смотрел на пустующую кровать глазами, полными слез. Он принял на себя все мои полномочия, это в некоторой степени облегчало его боль и успокаивало его. Через некоторое время брат Фрэнк и я организовали посменное дежурство по ночам около него, чтобы он никогда не был один; особенно мы были с ним в его поездках. Мы обнаружили, к нашей великой радости, что наше влияние на него час от часу становится все сильнее, и мы были в состоянии направлять и помогать ему во многих отношениях.

Однажды ночью, когда я молча наблюдала за ним, пока он спал, многие месяцы спустя, как он остался один, я осознала, что ему угрожало зло. Он спал очень мирно, и знала, что его сны были счастливыми, благодаря улыбке на его дорогом лице. Я прошла в зал гостиницы, где он остановился, и увидела плотную завесу дыма. Я поспешила вернуться и звала, и старалась встряхнуть его, но он мирно спал. Тогда я собрала все свои силы:

- Уилл! – крикнула прямо ему в ухо.

Тотчас же он вскочил и сказал:

- Да, дорогая, я иду! – точно так же, как он обычно делал, когда я звала его ночью.

Через минуту он со вздохом упал на подушку, бормоча:

- Какой яркий сон! Я никогда в жизни не слышал ее голос более отчетливо.

- Уилл! – крикнула я опять, волоча его за руку со всей своей силой, - вставай быстрее! Твоя жизнь в опасности!

Мгновенно он встал с постели и начал торопливо одеваться.

- Уверен, что я не могу сказать, почему я это делаю, - бормотал он про себя, - я только чувствую, что должен! Это, несомненно, был ее голос, который я слышал.

- Быстрее! Быстрее! – настаивала я.

Он открыл дверь и натолкнулся не только на дым, но и на языки пламени.

- Не пытайся идти по лестнице! – и я тянула его прочь от лестницы, через узкий вход во второй зал по ту сторону, и вниз на второй лестничный пролет, наполненный дымом, но пока еще без пламени. Другой пролет был еще ниже этих, потом на свежий воздух, где он зашатался, ослабевший и измученный; на тротуар, и друзья быстро отвели его в безопасное место.

- Уверен, что я не могу сказать, что проснулся сам, - впоследствии он сказал моей подруге, - Когда я спал, я услышал мою жену, зовущую меня, и прежде, чем что-либо понял, я уже одевался.