— А ты не принимаешь во внимание возможность самоубийства?
— Еще как принимаю! Тем более что перед умершим лежало прощальное письмо.
— Итак… — Джо сел и зевнул. — Не можем ли мы согласиться с единственной приличной гипотезой, то есть сказать себе, что сэр Гордон, несмотря на то, что был владельцем прекрасного буфета, предпочел распрощаться с этим светом сам? Если мы сделаем так, то я поеду домой и снова лягу спать. И усну, можешь мне поверить, немедленно… — Он посмотрел на часы. — Семь! Господи… а ты, хотя ты, кажется, не спишь вообще никогда, вернешься в Ярд и, после того как сообщишь по телефону всем заинтересованным сановникам это милое известие, сможешь заняться рутинной работой. Ну как, Бен? В конце концов, у тебя есть прощальное письмо и нет ни одного подозреваемого, потому что, я думаю, ты уже сказал бы мне что-нибудь об этом, ну и нет ничего, за что можно было бы зацепиться, так? Одного я не понимаю: почему ты выглядишь сейчас так, словно убил его сам?
— Если бы его убил я, то знал бы по крайней мере, что здесь произошло. Сейчас я не понимаю ничего совершенно, так, как будто до моего приезда сквозь этот дом пробежало стадо слонов. Впрочем, ты-то знаешь, кем был Гордон Бедфорд?
— Знаю. Очень богатый человек среднего… ну, скажем, позднесреднего возраста, имевший разнообразные интересы и увлекавшийся изучением ночных бабочек. Кроме того, он был профессором honoris causa в Оксфорде, правда? Он умер. Это случается с каждым. Наверняка ему надоела жизнь, и он оставил прощальное письмо, в котором объяснял мотивы своего шага. Это тоже случается со многими.
— Ха… — Паркер усмехнулся с невольным злорадством. — Оставил, да, но не одно письмо, а два. И к тому же в каждом из них содержится совершенно иной мотив, как ты выразился, этого шага. А это, насколько я знаю, случается уже не так часто, правда?
— Ну, наконец-то! — Джо вскочил на ноги. Сон слетел с него так быстро, что казалось, кто-то внезапно вылил ему на голову ведро холодной воды. — Я знал, что у тебя что-то припрятано, ты, старый опытный обманщик. Итак! Представляю себе: вы приезжаете, ты находишь прощальное письмо, вздыхаешь с облегчением, а потом… находишь где-то другое письмо! Как говорят в школе: все правильно, только все совсем наоборот. А потом начинают звонить разные высокопоставленные особы, для которых того факта, что ты — заместитель начальника криминального отдела, достаточно, чтобы требовать от тебя через две минуты полных выводов следствия, имени убийцы, мотивов и исповеди мерзкого отравителя, написанной собственноручно и подписанной при двух свидетелях. Ох ты, мой бедный служака! Но не расстраивайся, я с тобой!
Он рассмеялся и погасил сигарету. Потом стал серьезным.
— Ну что, это выглядит примерно так, Бен?
Паркер забарабанил пальцами по столу.
— Твои наблюдения делают тебе честь, — пробормотал он, — но тем не менее они близки к истине.
Джо кивнул.
— Слушаю тебя. Расскажи мне все, что ты знаешь, и начнем работать. Правда… — тут он снова взглянул на часы, — мы начинаем работать слишком рано, но кто рано встает…
— Ни о чем другом я не мечтаю… — прервал его заместитель начальника Криминального отдела. — К сожалению, ты не даешь сказать ни слова. Так послушай…
Глава четвертая
Паркер перевел дыхание и глубоко вздохнул.
— Должен тебе сказать, что за последние двадцать минут мне звонили: сначала мой шеф, потом шеф моего шефа, потом один министр, потом снова мой шеф, которому сделали запрос какие-то финансовые силы, потом другой министр. Все коротко, по существу, требовали немедленных результатов следствия. В конце концов я позвонил шефу, умоляя его, чтобы он защитил меня от звонков и заблокировал дорогу репортерам. Честно говоря, у меня было не больше десяти минут, чтобы переговорить с обитателями этого дома и осмотреть помещение, где был найден труп. Этого хватило, чтобы я вызвал тебя. Но сначала о Бедфорде… — Он помолчал, потом заговорил быстро, как бы отдавая себе отчет в том, что время уходит бесплодно, а где-то, на концах телефонных линий, в огромных кабинетах, ждут очень важные особы, которые абсолютно не знакомы с методами проведения полицейского расследования, но при этом совершенно готовы к немедленной и самой суровой критике, если что-то происходит не так, как они себе представляют.