За обиду сего времени

Так получилось, что единственный подготовленный для ирландцев корпус оказался переполненным теми, кто прибыл на "Примуле", и часть несчастных с "Лебедёнка" были размещены в одной из казарм, пока их же руками строилась тюрьма. И надо же, что именно пятерке "особо опасных" удалось ночью выскользнуть из здания, украсть лодку – в которой "какой-то растяпа" забыл вёсла (после чего был отдан под трибунал и продан в рабство на новую верфь), и уйти. Интересно, что об их побеге узнали только тогда, когда кто-то хватился лодки – другие ирландцы якобы ничего не заметили, а учёт рабов тогда ещё не вёлся.

Вокруг островов был послан "Золотой дракон" – один из двух военных кораблей, базировавшихся на Бермудах. Лодку дозорный обнаружил спрятанной у берега на севере Главного острова, но на обратном пути "Дракон" попал на рифы в одном из проходов из Новоалексеевской гавани во Внутреннюю лагуну – именно его мачты мы видели торчащими из воды, причём выжило не более дюжины моряков. Были предприняты две попытки послать туда отряды для поимки преступников, но каждый раз они несли ощутимые потери, хотя двоих ирландцев они всё-таки смогли найти и убить. Судя по всему, написала миссис Блайд, с ними заодно действовали и русские, которые смогли бежать на тот остров. Было решено подождать прибытия морских пехотинцев весной следующего года по дороге в Элизабеттаун, где намечалась акция против местных индейцев.

Всё это я рассказал Ринату, пока мы шли к ирландскому бараку. В отличие от общежитий, он был построен из камня, с маленькими отверстиями под потолком, в которые не пролез бы даже ребёнок. Вход и выход был через домик с постом охраны; далее находился обнесённый стеной внутренний двор, в котором находились рвы для отправления естественных надобностей – для мужчин и женщин, у всех на виду, что мне сразу показалось возмутительным; даже у нас, с весьма либеральным отношением к наготе, строились отдельные сортиры. Помыть руки можно было лишь в каменном чану, в который изредка подливали воду. Кормили и поили их, как мне потом рассказали, весьма скверно, а в случае, если чья-то работа была признана недобросовестной, могли их лишить и этого. Как ни странно, если в первую зиму многие поумирали от болезней, то среди последних завозов, как с некоторым сожалением писала ректорша, таковых были единицы.

Кабальным же слугам предложили их выкупить прямо здесь, на тех же условиях, что и в Виргинии. Конечно, капитанам пришлось уступить их где-то за две трети цены, но иначе они платили бы за их содержание – в отличие от ирландцев, их нельзя было привлекать к принудительным работам. Схожее предложение получили те ирландцы, который владели ремёслами и были готовы перейти в англиканство; таких оказалось около двух десятков. И тех, и других переселили в одну из казарм – как правило, по две семьи на комнату, но всё было лучше, чем жизнь в бараке. Или тем более в тюрьме.

Последняя, как я и ожидал, оказалась тем самым комплексом зданий, окружённым стеной. Как и в бараке, вход был через здание охраны, которое здесь было двухэтажном; на верхнем этаже располагались комната отдыха и апартаменты палача. В малом корпусе сидели смертники, также там находился карцер – каменный мешок без окон и даже без соломы на полу. Средний же корпус состоял из дюжины камер, каждая из которых была, по моему мнению, похуже карцера, разве что в каждой было одно крохотное окошко под потолком и гнилая солома, кишащая насекомыми, на холодном полу, а также ведро для нечистот в углу – их давно не меняли, поэтому всё вокруг было в продуктах человеческой жизнедеятельности. Как мне рассказали, сначала в каждой камере находилось по трое-четверо, но почти половина скончалась от болезней, а другие, по словам медичек, были крайне истощены и практически все больны.

Имелся ещё и большой корпус, стоявший параллельно первым двум. Его только что построили, и в нём ещё никого не содержали. Камер здесь было двадцать две, и выглядели они так же, как и в среднем корпусе, разве что солома была пока ещё свежей, а вёдра пустыми.

На плацу между корпусами пленные англичане как раз устанавливали виселицу, перенесённую с главной площади. Как мне рассказал один из наших ребят, проблема была в том, что никто из наших не хотел работать палачами. Попросили кое-кого из ирландцев – те сначала испугались, но, когда им сказали, что вешать будут преступников среди англичан, семеро предложили свои кандидатуры. Подумав, я согласился – вряд ли кто-либо из наших пришёл бы в восторг от подобных обязанностей.

Мы с Ринатом вернулись в барак, где люди паковали свои немудрёные пожитки – практически ни у кого ничего не было. Их – мужчин и женщин отдельно – отведут на помывку и на осмотр, а потом расселят по казармам. То же мы собирались сделать и с бывшими узниками.

При моём появлении, ирландцы притихли, глядя на меня с опаской. Я улыбнулся и произнёс: