За обиду сего времени

– И вот ещё. За вами оставят харчевню, и будете получать всё, что вам понадобится – и для харчевни, и для вашей семьи. Заботу о детях полностью возьмёт на себя колония. Курсы русского языка, школа тоже. В будущем вы станете полноправным русским американцем. Вот только обратной дороги не будет. И пока у нас деньги не ходят, хотя вскоре это изменится.

– Да и ладно, – невесело усмехнулся тот. – Станем русскими, я же уже когда-то превратился из шотландца в ирландца… Если я вам не нужен, пойду, расскажу супруге. Буду минут через десять. А пока позвольте вам налить ещё по кружечке. И ещё что-нибудь?

– Да нет, всё есть, спасибо! Да и пива больше не надо – у нас ещё много дел. Может, вечером к вам зайдём, если вы не против… Только ещё один вопрос.

– Слушаю!

– А что с вывеской?

– А, это… Её я унаследовал от предыдущего владельца. А теперь решил, что, раз уж русские победили, то она не к месту. Переименую я таверну в "Русский победивший" – The Russian Victorious. Новая вывеска будет к вечеру.

– Вот вечером на неё и посмотрим.

– Жду вас!! – И он, низко поклонившись, ушёл на кухню, а мы принялись за баранину. Сказать, что она была бесподобна, было не сказать ничего, тем более, под соусом из свежей мяты. Да, в лондонском пабе баранину в мятном соусе не брал острый нож, а эта таяла во рту…

Вскоре вышла миссис Томпсон, подошла к нам и низко поклонилась.

– Спасибо вам, ваша милость[43].

И попыталась поцеловать мою руку. Я лишь улыбнулся:

– А вот этого не надо. У нас, русских, всё намного проще. Зовите меня просто Alexis. И не бойтесь ничего – как я уже сказал вашему мужу, вам ничего не грозит. А вашу кузину вы вскоре увидите живой и здоровой.

Та зарыдала вслух, затем чуть успокоилась и неуверенно спросила:

– Ваша милость… Алексей… вы ещё что-нибудь желаете?

– Желаю, чтобы вы перестали плакать. Вечером мы к вам ещё раз придём, хорошо?

– Ждём вас, ваша милость! – И она, всхлипывая, ушла на кухню, а Ринат лишь усмехнулся:

– Узнаю брата Федю. Точнее, моего друга Лёху.

– Хоть вы бы, Штирлиц не подкалывали, – сказал я голосом Броневого.

– Вообще-то в анекдоте это говорил Адольф, а не Мюллер. Да и не подкалываю я – просто хочу сказать, что ты молодец. А теперь нам с тобой куда?

– К ирландцам. Но сначала в медпункт. Там они держали наложниц.

8. Цветник

Пока мы пили и ели, погода резко переменилась – небо стало свинцово-серым, моросил косой дождь (к счастью, довольно тёплый), а под ногами хлюпала грязь.

– Да, Ринат, надо бы вымостить хотя бы площадь местным камнем, – с сожалением сказал я. Тот лишь кивнул.

– Хотя бы виселицу убрали. А куда мы с тобой направляемся?

– А вон туда, – и я показал на медпункт. Вывеску с изображением розы так никто и не снял, зато на деревянном фасаде кто-то успел намалевать красный крест. Над фасадом вдоль крыши был встроен длинный козырёк, под которым стояли две лавочки – наверное, для пациентов, ожидающих очереди на приём. Впрочем, сейчас навес помогал мало – платья двух рыжих девушек, сидевших на одной из скамеек, успели подмокнуть, делая одну из них – красавицу лет, наверное, восемнадцати – практически неотразимой. Вторую же красавицей было назвать сложно – она была плотно сложена, а лицо украшали мясистый нос картошкой, водянисто-голубые глаза, и ниточка бледных губ на круглом лице, покрытом веснушками. Сидели они в обнимку, и полненькая плакала, а другая, судя по тону, утешала подругу, как могла, хотя и у неё белки зелёных глаз были красными. Говорили они по-гэльски, так что я их не понимал.

Увидев нас, худая злым тоном спросила уже на английском:

– Новые хозяева?

– Какие хозяева?

– Я – наложница губернатора Пикеринга, а Мейв – ректора Блайда. Точнее, мы были ими. А теперь, я так понимаю, перешли к победителям.

– Вы видели, чтобы наши люди кого-либо насиловали либо побуждали к соитию?

Та задумалась.

Пока нет, но что вам помешает этим заняться?

– То, что мы русские.

– В любом случае, мы вам не подходим. У Мейви задержка… этих дней, а меня Его превосходительство наградил дурной болезнью. Так что, как только ваши женщины обследуют нас, нам будет одна дорога – на виселицу.

А вы не заметили, что виселицу убрали?

Девушка подняла глаза, замешкалась – лицо её из злого стало недоумённым – и, наконец, робко произнесла:

– А… а что случилось с теми, кто…

– Кто там висел? Мы их сняли. Завтра похороним их – по православному обряду, уж не обессудьте… других священников с нами нет. А вас… не бойтесь, дурную болезнь мы вылечим. Абортов мы не делаем, но ребёночек не виноват, что произошло это в результате насилия. Но бояться вашей подруге нечего – ребёнка вырастим мы, у нас все дети – наши дети.

– Простите меня, мистер…

– Алексеев. Принц[44] Николаевский и Радонежский. Зовите меня просто Алекс – так будет проще. А это – Ринат. А вас как величать?

Лицо девушки побледнело, и она грохнулась на колени:

– Простите меня, милорд, что позволила себе так с вами разговаривать…

Я поднял её за плечи и усадил её обратно на лавочку.