За облаками – солнце

– Не говори глупостей. Смотри, какая компания милая. И потом, это сегодня первый день, а завтра будет второй, а ты уже будешь со всеми знакома, и если я правильно вижу наш путь, то довольно близко. Поверь, это те люди, с которыми будет хорошо сдавать сессию.

– Да?

– Точно.

Лара мучилась сомнениями весь оставшийся учебный день, но потом все же согласилась. Позвонила мужу, быстро сказала, что задержится немного, потому что весь курс идет знакомиться в неформальной обстановке.

– Та-ак, я чувствую, учеба обещает быть напряженной, – буркнул муж.

– Если ты против, я не пойду.

– Да иди, чего уж там. Потом ведь дуться будешь неделю. Только веди себя хорошо. И позвони, я тебя встречу.

Лара умилилась на мужа и с чистой совестью забралась в салатовую машинку. По дороге они заехали в магазин. Нина пояснила:

– Дома в холодильнике мышь удавилась, а ребенок завтра с утра есть попросит.

– А сегодня он у тебя с кем?

– С мамой моей.

– А сколько ему лет?

– Восемь.

– Ой, маленький еще совсем. Моему уже четырнадцать, лось здоровый, ростом выше отца. И такой уже – не обнять, ничего. Шарахается и басит.

– Ну, моего обнять при желании, конечно, можно. Если держать крепко, то и поцеловать тоже. Но, честно тебе сказать, отродье то еще. Пришел тут из школы и говорит: «А что это я, как лох, бесплатно в этот дурдом хожу? Вот у нас Славке отец в день полтинник дает за то, что он в школу ходит. А я что, за так должен?» Нормально рассуждает подрастающее поколение? Я ему: «Я же тебе даю деньги…» – «Не-е, это на еду, а за школу?» Ну, я как мама начинаю объяснять, что учение – свет, а он мне: «Ты уже выучилась? И институт тоже закончила? А почему у нас денег вечно нет?» И что я ему скажу? Причем денег, я считаю, у нас не так уж мало. Мы этим летом и на море съездили, и игрушки я ему покупаю… Так вот нам надо как у Славика, у которого папа на бумере ездит и цепь золотая на шее у того папы толще, чем у соседского барбоса. А шея – толще, чем у быка.

Обсуждая подрастающее поколение, подружки побродили по магазину, Нина побросала в сумку кое-какие продукты, потом сгрузила все это в багажник, и девушки поехали наконец развлекаться.

Кафе оказалось совсем недалеко – буквально через квартал. Открыв тяжелую дверь и миновав узкий тамбур, подружки попали в зал с низким потолком и неярким светом. Хозяин, видимо, полагал, что любой москвич побывал уже в Египте, а потому все, связанное с этой страной, ему близко и приятно, и выбрал именно египетскую тему для оформления своего заведения. Тут имелись низкие диваны со множеством подушек и подушечек, кальяны, темного дерева резные столики. Стены словно вытесаны из песчаника – неровная желтоватая поверхность, шершавая даже на вид. По этим самым стенам развешаны фотографии неизбежных пирамид и фрагменты иероглифического письма. На полочках вдоль стен и кое-где на столиках теснились скарабеи, медные или бронзовые – черт их знает – пепельницы, фигурки верблюдов, египетских кошек с загадочными мордами. На самом видном месте, напротив входа, возвышалась знаменитая статуя египетского писца. Лара вытаращилась на нее, открыв рот. Она знала, что статуя датируется третьим тысячелетием до нашей эры и что зовут писца Каи. Дома имелся альбом по древнеегипетскому искусству, купленный как-то Даниле для написания реферата. Лара не раз пролистывала красивый альбом, всякий раз удивляясь силе и самодостаточности статуи. Почему-то было совершенно очевидно, что писец сидит так давно и просидит еще бог знает сколько и что он уделяет большую часть своего внимания записям, пока мир и жизнь текут мимо; и Лару всегда мучил вопрос: что же такое важное написано там, на табличке? Потом она увидела других персонажей с подобным же выражением лица: китайскую гравюру, которая называлась «Люди, наслаждающиеся праздностью». Гравюру показал ей Андрей:

– Тебе нравится?