За одним столом

Это было в 2002 году, в Москве, в Институте Самовосстановления Человека. Тогда я работала там личным секретарем основателя этого института, Мирзакарима Норбекова.

Мирзакарим Санакулович искал священника, чтобы тот на каждом десятидневном курсе служил водосвятный молебен для православных, которые ходили в Институт, а их тогда было подавляющее большинство.

Московские батюшки появлялись один за другим, но быстро отказывались, мне кажется, из соображений материальных. Наконец, нашелся некий отец Павел из подмосковного Пушкино. Он принадлежал к Греко-римской церкви, и потом, говорят, стал чуть ли не епископом. Человек он был желчный, с тайными страстями, красиво говорил, но людей явно недолюбливал. Некоторое время повитийствовал с нашей сцены, а потом обиделся, что за ним не прислали машину, и он должен, как простой смертный, ехать в пригородной электричке вместе со всяким сбродом, который не дает ему сосредоточиться на высоком и прекрасном… Короче, христианин этот обиделся на нас и исчез.

На его место пришел отец Алексей. Он добирался к нам не то, что из под Москвы, а из под Рязани, так что поездка в один конец брала у него шесть часов. Огромный детина с голубыми глазами и рыжей косичкой. У него приход был в Чучкове – гиблом месте, где жительствовало множество пьяниц и наркоманов. Те пять тысяч рублей, что платила ему наша дирекция, он вез на восстановление своего огромного чучковского храма. Очень нежный и светлый человек, дай ему Бог здоровья.

Так получилось, что приезжая в институт, он оказывался на моем попечении, и раз в десять дней мы проводили с ним вместе по нескольку часов за беседами, в зале на молебне и еще потом, когда к нему приходил народ с вопросами и просьбами. Мы подружились, нам было чего интересного порассказать друг другу. И до такой степени мы думали и говорили в унисон, что эти встречи стали для нас важны. Думаю, взаимно важны. Однажды, после очередной такой душевной беседы, отец Алексей спрашивает с некоторым удивлением:

– Почему Вы не христианка, почему не креститесь?

А я не знаю, что ему ответить. В юности у меня был соблазн принять христианство, но этого не случилось. Как и почему, расскажу в другом месте. В Институте меня несколько раз звали стать мусульманкой, принять суфийское посвящение, «взять руку» и прочее. Но и это каждый раз почему-то не случалось. Сначала думала, что это все недоразумения, потом поняла, что какая-то сила меня отводит – не мое это.

Теперь отец Алексей спрашивает про христианство. В тот раз честно сказала, что не готова ответить, и надо мне подумать. Не о том подумать, что, может быть, все-таки стать христианкой. А подумать, почему я не могу стать ни христианкой, ни мусульманкой, ни даже иудейкой в смысле традиционного соблюдения. Что это так, я в глубине души уже знала наверняка, хотя потом еще долго пыталась это опровергнуть. Ну, что делать? Я так устроена.

Через несколько дней мне приснился сон, и в нем был ответ на мой вопрос.

Мне снилось, что я стою у подножия стола. Это буквально, как у подножия трона. Видела себя в торце высокого стола, поверхность которого помещалась на уровне моих глаз и уходила в необозримую «туманну даль». Моего роста хватало, чтобы увидеть только, что стол накрыт белоснежной скатертью и на нем стоят стеклянные фужеры в два ряда с каждой стороны.

– Странно, причем тут фужеры?

Этот вопрос слышу в себе во сне. Странно, потому что пространство, где стоял стол, было, несомненно, небесным пространством, и слишком материальные фужеры тут выглядели профанацией. Стол, тоже, вроде бы, материальный, казался, тем не менее, вполне уместным.

Мой внутренний вопрос о фужерах тут же получил ответ: по обе стороны стола вдруг обнаружились – проявились – высокие фигуры, чья плотность и прозрачность была несравнимо бесплотней и прозрачней, чем у стекла. Стало быть, фужеры очутились здесь для сравнения и контраста.

– Понятно, логично, – это я так во сне сама себе думаю.

Вытянутые эти фигуры слегка колыхались под непонятным ветром, стоя в два ряда, и ряды эти уходили в ту же «туманну даль».

Две ближние фигуры отделились от остальных и повернулись ко мне. Тот, что оказался справа, прошептал неслышно молитву и перекрестил меня несколько раз, а тот, что слева, прочел короткую гортанную, видимо, арабскую молитву и сделал дуа. В следующее мгновение услышала в себе новый вопрос:

– А где евреи?

И тут мороз прошел по коже, а потом бросило в жар, да так, что пот прошиб, и холка, как у собаки, встала дыбом. Не оглядываясь, точно знала, что все евреи – ВСЕ! – стояли у меня за спиной. Стояли таким же бесплотным рядом, уходя в бесконечность.

И вот теперь увидела, что сложился аврамический треугольник, в котором я оказалась связкой между всеми тремя ветвями. Так это и запомнила: я – связка.

Когда в институт снова приехал отец Алексей, рассказала ему свой сон. Слушал внимательно и серьезно, вещие сны ему были не в новинку. К чести его надо сказать, больше он не звал меня в христианство.

Странности