За одним столом

Здесь собрала некоторые чудесные обстоятельства и события первой половины моей жизни. Они происходили в разное время, и в суете житейской я сначала даже не пыталась их связать. Больше того, долго и успешно их забывала, то есть вытесняла из сознания, поскольку совершенно не могла вписать все это в тогдашний – вполне горизонтальный, прагматический – контекст моей жизни. Они, как внезапные вспышки, прорывались ко мне сквозь плотную пелену суетливого делового течения, прочерчивали свои короткие траектории и гасли без следа. Так продолжалось лет сорок.

Как раз накануне сорокалетия в очередной раз заболела, утонула в очередной депрессии и резко расхотела жить. На фоне этого кризиса и произошли события, которые заставили меня повернуться лицом к «другой реальности». И тогда я стала вспоминать всякие странности своего прошлого – все эти случайные необъяснимые вспышки. И они вдруг сами собой нанизались на новую нить, связались в новый контекст. Хаос случаев сложился в любопытную мозаичную картинку, которая возбуждала воображение и призывала заново исследовать и прошлое, и настоящее. Оказалось, многие из детских и юношеских «странностей» потом так или иначе повторялись, рифмовались эхом новых событий.

Описываю наиболее яркие составляющие этой вспышкообразной мозаики в их более или менее хронологической последовательности.

Даренка

Было кое-что странное в самом моем рождении.

Мой отец провоевал всю войну. Каждый год – ранение, госпиталь, потом повышение в звании и возвращение на фронт. Последний осколок попал в пах, и врачи сказали, что у него никогда не будет детей.

После победы его не отпустили из армии, и он написал заявление с просьбой о демобилизации. Кто жил в России, понимает, что значило тогда написать такое заявление. Отца отдали под трибунал. Одно из чудес папиной жизни: в «тройке», которая и составляла трибунал, оказался друг его отца, который «отмазал» его от расстрела. В 46-м, разжалованный до капитана, мой отец вышел на волю. Видеть его изможденное лицо на фотографиях того времени – страшно.

В 48-м в возрасте 44-х лет отец начал дневник, назвав его ИТОГИ. На первых страницах он пересматривает всю свою жизнь, перечисляя короткими назывными предложениями события, имена людей и названия городов. В конце фраза: «И светлая Яся, что не для меня».

Светлая Яся – моя мама. Тогда это была худенькая девушка, голубоглазая альбиноска в очках с толстыми линзами. Она была на 20 лет младше отца, и он звал ее «девочка из детского сада». Их познакомила Лиза, сокурсница мамы по Истфаку МГУ. Лиза жила в одной квартире с вдовой папиного брата, Лёни, и там часто встречалась с папой. Она влюбилась в него, но вскоре поняла, что ее желаниям не суждено сбыться. И тогда она решила, что сама найдет ему подходящую жену.

– Я ни с кем из подруг его не знакомила, только с твоей мамой познакомила, – так сказала восьмидесятилетняя Лиза, уже совсем слепая, когда мы сидели летом на террасе нашей дачи в последний год ее жизни.

Маму по паспорту звали Унга, но это угрюмое имя настолько диссонировало с внешностью, что за ней прочно и на всю жизнь закрепилось имя Яся, которое было ей впору. Понятно, почему папа написал «Яся, что не для меня», ведь ему сказали, что детей не будет, и он, как честный человек, сообщил об этом той, которую полюбил. Мама очень огорчилась, потому что тоже его полюбила и хотела от него ребенка. И тогда она пошла советоваться к Зайцу.

Зайцем в Историческом музее, где мама тогда уже работала, звали Зою Александровну Огризко. Когда-то в комсомольской молодости она отреклась от своего отца-священника, а потом, потеряв маленького сына, вернулась к вере. В доме у нее стоял шкаф, в котором был иконостас, и многие в ГИМе про это знали, но никто ее не выдал. Наверное, она была мудрой женщиной, поэтому мама и пошла с ней советоваться. Заяц сказала, что никто не знает, что будет, и рождение ребенка – дело божеское.

– Если любишь, выходи за него замуж, а я помолюсь, чтобы у вас родился ребенок, – так, или примерно так, она сказала моей маме.

Наверное, она хорошо молилась, потому что в 52-м, когда папа и мама поженились, мама была уже беременна. Тот факт, что я родилась, очевидно, надо считать первым чудом моей жизни. Таких детей, я слышала, в народе называют «даренками» от слова «подарок». Это слово неожиданным эхом отозвалось в 2011 году, когда я переехала в Израиль².

Восточный сон

Самый ранний из странных снов приснился мне, кажется, еще до детского садика. Но помню его всю жизнь, и в своем месте расскажу, как он вернулся ко мне при весьма чудесных обстоятельствах.