За опасной чертой

Хапов встретил Георгия на полпути. Их взгляды встретились, и курсант прочитал в глазах своего наставника такое суровое осуждение, что невольно остановился, словно споткнувшись о невидимое препятствие. И сейчас же на память пришли слова, так, недавно сказанные Валентином Федоровичем: «Летчик всегда должен быть уравновешенным и действовать только целесообразно».

Так они молча постояли минуту. Хапов морщил лоб, зло сплевывал на землю и вдруг, круто повернувшись, резко скомандовал:

— Построить эскадрилью!

Курсанты не сразу поняли, чем недоволен комэска. Ведь заход на посадку выполнен красиво, смело, чисто, скольжение — маневр не запретный, он входит в арсенал приемов летчика.

Понуро стоял Георгий перед строем и слушал гневные слова командира:

— Смотрите, какой лихач нашелся! Цирковые номера на посадке выкидывает. Я-то думал, летчик из него хороший выйдет…

Хапов глотнул воздуха и жестко рубанул:

— Эх, ты!..

Георгий оторопел. За что? За то, что он долго продумывал и уточнял свои действия, проигрывал мысленно весь заход на посадку, каждое движение, каждую деталь? Ведь может же случиться в жизни, что понадобится посадить машину во что бы то ни стало с одного раза, например, если двигатель заглохнет. Значит, нужен запас высоты. А потом уже, когда убедился, что сядешь, можно скользнуть сколько потребуется. Вот ведь для чего старался. А получилось… Наказание без преступления — вот что получилось! Не поняли — наказали, а в душе небось сами восхищались.

Такой обиды Георгий еще не испытывал. К горлу подступил комок. Чтобы скрыть волнение, он больно прикусил губу.

— Вы думаете… — начал было он, но, так и не закончив фразы, пошел прочь. Быстрее, быстрее…

Хапов оторопел. Он запомнил глаза этого парня, видел их перед собой. Они очень интересные: небольшие, серо-голубые, с черными, словно тушью вычерченными, бровями. Вроде бы и ничего особенного. А вот ни разу не отвел их курсант в сторону. Такие глаза могут часами следить за стрелками приборов, разглядывать каждую деталь мотора и провожать пролетающий самолет, пока тот не растворится в небе. В этих глазах жадное, ненасытное любопытство ко всему.

— Вернись! Вернись, говорю! — кричал Хапов. — Ты мне эти штучки брось! А ну, подойди сюда!

Заключение было коротким: проявил недисциплинированность в воздухе, за это и получил по заслугам.

А потом, вечером, они молча шли рядом мимо самолетных стоянок, опушки леса, и только на полпути до города Валентин Федорович прервал молчание.

— Ты еще очень молод. Летаешь неплохо, хорошо даже, но торопишься. То, о чем ты думал, что прикидывал — это похвально. А дисциплина для кого? Был вот у меня один друг. Отличный летчик, машину пилотировал так, что даже с земли наблюдать — дух захватывало. Да все он как-то на грани возможного ходил, нередко путал, где храбрость и где ухарство… Плохо он кончил, Жора… И вот что я тебе скажу еще. У нас кое-кто летное мастерство сводит к ремеслу или чему-то такому, что связано с внешним шиком и блеском. На самом деле понятие «летное мастерство» много шире. Не, люблю громких фраз, но скажу, как учили в свое время меня: это сложнейший и прочнейший сплав из знаний, навыков, любви к профессии, воли. Ты, я вижу, обиделся, что я с тобой так круто обошелся. Но подумай сам, какой пример ты подал другим? Если оставить без внимания, завтра второй, послезавтра третий займутся «самодеятельностью», смотришь — и недосчитаемся кого-нибудь. Пугать не хочу, но такое уже кое-где бывало…

Разговор был долгим. Не вдруг отмерили двое шагами этот длинный путь. Хапов по-отцовски просто и убедительно говорил:

— Ставить жизнь в копейку могут только те, у кого она ничего не стоит! Рисковать можно, да и нужно, но ради великой цели. Так сказал Михаил Михайлович Громов. Запомни! Я хочу, чтобы ты не дулся, а понял, что мне от тебя надо и что тебе надо от авиации. Разумеешь?

Георгий кивнул.

— Обещаю больше дурака не валять, — сказал он, пожимая на прощанье руку своего наставника. — Это твердо!

Слово свое он сдержал. В выпускной аттестации крупными буквами было выведено самое заветное: «Летать достоин!»

Прощай, Казань!

Бежит по рельсам поезд, выстукивают колеса: «Про-щай, Казань!»

Город уже далеко позади. Его заслонили леса и горбатые спины холмов. Мелькают километровые столбы, полустанки. Летят встречные поезда.

Все когда-нибудь уходят из-под материнского крылышка. Вот и он едет в военно-авиационное училище крепить свои крылья. Не испугали ни разлука с родным домом, ни рассказы о жизни среди раскаленных песков или в суровом Заполярье у черта на куличках. Ведь известно, военные всегда на колесах. Решил: там, где летают, жить можно!

Ехали-ехали и прибыли, наконец, в военно-авиационную школу. На первый взгляд все здесь казалось удивительно знакомым. Георгий сравнивал школу с аэроклубом. Всё как и там, только порядки здесь уже военные, уставные, форма курсантская и денежное содержание, чтобы табачок в кисете не переводился. У курящих, конечно.