За опасной чертой

«Выпустить воздушные тормоза! Не терять головы. Ошибка может быть роковой», — говорил сам себе Мосолов.

Самолет все еще не реагировал на отклонение рулей. Летчик ждал, но не безучастно, не пассивно. Он боролся и верил в победу. Иначе… Он знал, что еще можно покинуть самолет с парашютом. Вот она, ручка катапультной установки! Одно движение — и вслед за сброшенным фонарем пиропатроны «выстрелят» в небо креслом с летчиком. Так что же ты медлишь, Георгий?

Никак не собрать воедино мысли:

«Машина горит… Пожалуй, ее уже не спасти… А если успеть посадить, прежде чем огонь доберется до баков? Но как сажать неуправляемый самолет?..»

На плечи, на все тело наваливается тяжесть перегрузки. Значит, скорость продолжает расти.

«Что же дальше? Что?..»

Теперь уже почти не оставалось времени ни на раздумья, ни на попытки спасти машину. Самолет развил на пикировании колоссальную скорость и пылающим метеором падал на землю.

«Надо катапультироваться, немедленно оставлять обреченную машину!»

Ты опоздал, Георгий. Слишком много думал о машине и слишком мало о себе! За горячим остеклением фонаря с гулом океанского прибоя рвался в клочья тугой воздух. Он безжалостно раздирал и корежил металл обшивки. А тебя он просто раздавит! И все же…

— Покидаю машину!

Это последнее, что услышали из динамика на пункте управления полетами.

Что было дальше? Кажется невероятным, но летчик запомнил все до мельчайших подробностей.

Страшный удар — который уже за несколько последних минут! Это о воздух, спрессованный до гранитной твердости безумной скоростью самолета. Словно в полусне ощутил, как отделилось от него сиденье, рывок раскрывшегося парашюта.

Еще удар — теперь уже о землю. Неведомо как проскочил между острыми верхушками сосен, и они отгородили летчика от мира высокой темной стеной. Белым парусом безжизненно повис на колючих ветках парашют. Ободранный толстыми сучьями и бесполезный сейчас, он сделал доброе дело — доставил человека на землю.

Георгий лежал на спине и смотрел на покачивающиеся под ветром высокие кроны деревьев. Потом попытался приподнять голову, но нестерпимая боль скрутила все тело, выдавила стон.

В сознании мелькнуло: «Жив! Кажется, еще жив! Но что за чертовщина: ни встать, ни пошевельнуться».

Закрыл глаза. Так легче.

«Ждать. Спокойно ждать. За мной придут, обязательно придут».

Это он знал наверняка. Он предупредил, что катапультируется.

Попробовал пошевелить пальцами рук. Не вышло. Нога тоже не подчинилась, а время, казалось, застыло на месте.

— Эй! Эо-о…

Адская боль в голове мешала громко звать на помощь. Но хоть так, тихонько. Ведь его ищут… Надо помочь…

Над головой, в разрывах между шапками сосен виден серо-голубой шатер неба.

Прошел час, второй… Стал накрапывать дождь.

Георгий все так же лежал на земле, неподвижный, с полуприкрытыми темными ресницами глазами. Высотный компенсирующий костюм и «знаменитые» кирзовые сапоги были залиты маслом. На голове и лице запеклась кровь.

Распухшие губы поймали несколько дождевых капель. Только несколько. Как хочется пить! А вокруг ни одной живой души. Никого…

Снова кричать нет сил. Да и кто услышит его в этом дремучем лесу! Здесь только ветер гуляет по верхушкам сосен да скрипят, покачиваясь, их стволы.

Но вот застрекотал вертолет. Громче… совсем рядом. Нет, не заметил… Улетел куда-то.

— Эо, эо!..

Хриплый, неузнаваемый голос приходил откуда-то со стороны. Снова кричал, звал, напрягая последние силы. Никого! Лес, как губка воду, впитывал слабые звуки.

Потом забылся. Сколько пролежал так, неизвестно. И вдруг резкий хруст валежника, топот. Ближе, ближе… Почудилось? Нет, кто-то дышит над ним, что-то кричит.

Георгий приоткрыл глаза. Рядом стоял незнакомый парень.

— Что с тобой, родной? Помочь чем?

Георгий снова попробовал приподняться и снова не смог. Не было ни одной клетки, где бы не отдавалась эта проклятая боль.

— Лежи, лежи… Я все сделаю сам.

— Ладно. Только сначала слушай внимательно, что я скажу, и запоминай. Если что-нибудь со мной случится, позвонишь по телефону, который я сейчас назову, и передашь вот что…

Георгий коротко, слабеющим голосом перечислил все, что он заметил в полете, назвал вероятные причины аварии.

— Понял? Повтори!

Парень сбивчиво, но в целом довольно точно пересказал все, что услышал от летчика.

— Верно. Как тебя зовут-то?

— Александром. Глазов я. Александр Васильевич.

— Саша, значит… А теперь…

Георгий показал глазами на ногу, еле слышно прошептал:

— Сними сапог и перетяни ее чем-нибудь. Только покрепче. Не могу, брат, сам…

Широкий в голенище сапог на этот раз плотно сидел на распухшей ноге. Пришлось стягивать его в несколько приемов. Наконец нога освобождена. Глазов вдруг засуетился, стал стягивать с себя рубаху…

— Да нет! Не то ты делаешь. Зачем рубаху? Режь парашют и стропы тоже.

Потом Георгий попросил снять остатки парашюта с сосны и расстелить на поляне, ближе к центру, чтобы не заслоняли деревья.

— Теперь насыпай рядом хворост и поджигай.

Александр торопливо выполнял распоряжения.

— Спасибо тебе, брат! Большое спасибо! Теперь уже скоро. Найдут обязательно.