За Ореховой горой

Рабочий день закончился. Юлия Павловна в белом парадном костюме спускалась по лестнице районной администрации. Сквозняк затягивал сквозь распахнутые на первом этаже двери пряный запах сирени. Сегодня во всех школах прошли Последние звонки. Юлия съездила на служебной машине в самое дальнее село района. Сказала слова напутствия выпускникам, вручила лучшим школьникам грамоты.

Юлия вышла на улицу. В лицо пахнуло зноем, как будто уже июль. Она завела машину и включила кондиционер. Довольно быстро в салоне стало свежо. Юлия выехала с парковки.

Семья Фроловых так и продолжала жить в Раздолье, в своем доме. На дорогу до работы в райцентре Юлия ежедневно тратила по двадцать минут. Виктор продолжал ездить на вахты.

По пути Юлия заехала в супермаркет и купила для дочек торт из мороженого и лоток невероятно крупной ранней черешни. Надо отметить конец учебного года.

Интересно, что все-таки вывел Лерке по географии за год Михеев? Он специально за первые две четверти поставил ей по «четверке», а за третью четверть – «трояк», чтоб весь май измываться над ней, требуя сделать то одно, то другое для хорошей годовой оценки. Лерка гордо говорила: «Да мне пофиг!», но на самом деле ее очень задевало, когда Игорь Степаныч ставил ей за таблицу на целый тетрадный разворот «тройку» и ничего не сделавшим оболтусам-парням тоже «тройку». Неужели он до сей поры мстил Юлии? Но через ее детей – это уж совсем гадко.

За неделю до вступления Юлии в должность Михеев по собственному желанию уволился с поста директора Раздольинской школы, побыв им всего три месяца. Не хотел оказаться в зависимости от нее или просто трусил?

Юлия могла бы, конечно, использовать свое служебное положение и отправить к нему какую-нибудь инспекторскую проверку. Качество знаний его выпускников совсем не радовало, да и от родителей жалобы на него нередко поступали. Особенно он вредничал хорошо учащимся девчонкам. Очень часто у них была единственная «тройка» в аттестате по его злосчастной географии. Можно было бы вынести ему выговор за что-нибудь или раздуть дело с помощью обиженных родителей и учеников. Но это было как-то низко и не очень честно. К таким методам у Юлии было стойкое отвращение.

Как еще можно повлиять на него? Сколько они будут играть в эту бесконечную игру «Кто – кого»?

Дочки поджидали маму под сыплющей лепестками черемухой на качелях возле дома.

– Ну что, Лера? – спросила Юлия.

– «Тройка», – махнула рукой старшая дочка и добавила, – Но мне пофиг.

– Ясно,– одно слово Юлия произнесла вслух и тысячу ругательств про себя.

В конце июня Юлия съездила в Солнечный на выпускной к своему бывшему классу. Дети очень удивились, особенно парни. Многие захотели с ней сфотографироваться. Юлия расспросила их про экзамены и про планы на будущее. В десятый класс собралась идти одна Полинка, все остальные – в колледжи.

До финала дошли все. Гунцлер и Шестаков тоже.

Юлия посидела в компании учителей за праздничным столом. Некоторые ей шепотом пожаловались на жизненные несправедливости.

Директриса ушла сразу после вручения аттестатов, не удостоив бывшую подчиненную взглядом.

На следующий день Юлия вместе с другими начальниками районных управлений образованием отправилась на теплоходе «Николай Гоголь» вниз по Каме подводить итоги прошедшего года и строить планы на будущий.

Днем была официальная часть. А вечером на верхней палубе началась незамысловатая развлекательная программа – танцы, песни, фокусы. Юлия пришла поздно, танцплощадку уже окружила плотная толпа отдыхающих. Вскоре ей надоело выглядывать из-за спин зрителей на видавших виды артистов, она отошла к поручням и стала смотреть на белые буруны, вырывающиеся из-под кормы теплохода, на живописные камские берега, по которым, то тут, то там, уже дымились рыбацкие костры, на тонкий позолоченный месяц, неторопливо плывущий за теплоходом по янтарному небу.

Вдруг Юлия замерла и крепко вцепилась в поручень, боясь потерять равновесие. Женщина-конферансье прокуренным голосом с восторгом объявила следующего выступающего: «Встречайте! Наша звезда! Известный гитарист! Андрей! Ракитин!». Юлия боялась обернуться. Не может быть, чтоб это был он. Она ничего не слышала о нем с момента расставания. Родни в Раздолье у него не осталось, поинтересоваться было не у кого.

Он начал петь:

«На маленьком плоту,

Сквозь бури, дождь и грозы,

Взяв только сны и грезы

Я тихо уплыву»…

Сомнений не оставалось…

Юлия осторожно обернулась. Андрей небрежно сидел на высоком табурете посреди площадки. Он, вроде бы, был таким же, каким она его знала: все та же гордая посадка головы, ветер в русых волосах, – и вместе с тем он был каким-то поблекшим, как старая цветная фотография. Прошедшие пятнадцать лет, судя по всему, изрядно потрепали его.

Сердце Юлии сжалось от острой жалости к Ракитину: совсем не на такой сцене он мечтал выступать когда-то… И почему он поет не свои песни?