За перевалом

Люди виражами собрались в косяк. Крылья их махали мерно и сильно, по-журавлиному. Стая людей понеслась над лесом на восток.

Башня опала, сложилась мгновенно и беззвучно – как не было. Но пару минут спустя снова взвилась в небо, выплеснула на пределе высоты и скорости новую дюжину крылатых людей. Эти разбились на две стаи: четверо полетели к северу, остальные опять на восток. Берн следил из-под ладони: так вот каких «птиц» с прозрачными крыльями увидел он за миг до того, как ему разбили голову!

– Это они на Полигон полетели, услышал он несмелый голосок. – А те четверо – егерский патруль…

Профессор обернулся: рядом стояла Ли. Золотистые волосы ее были собраны в жгут. Глаза смотрели на Берна улыбчиво и смущенно.

…Ли чувствовала себя виноватой перед Алем; выскочила тогда, как глупенькая: «Ой, как ты это сделал?» – не понимая, хорошо это или плохо.

Осрамила его перед всеми. Вполне могла бы подождать, пока спросят люди постарше – у них бы это лучше получилось. Заставила его страдать… Но ей все казалось таким чудесным!

Но, кажется, Аль не сердится, даже рад – улыбнулся ей. И она улыбнулась вовсю, подошла.

– Здорово! – вздохнул Берн, следя за новым стартом с башни. Никто вокруг не глядел на башню. Поднявшееся солнце объявило побудку в поселке. Из домика напротив вышел заспанный Тан, потянулся, приветственно махнул им рукой. В это время к нему сзади подкрался смуглый светловолосый парень, незнакомый Берну, что есть силы пнул ствол склонившейся над Таном ивы: с листьев сорвался серебристый ливень росы. Тот ахнул, бросился догонять светловолосого. Ли засмеялась.

Профессор неодобрительно глянул на ребячью беготню, поднял голову к башне. У новой группы прыжок был затяжной, крылья они развернули почти над деревьями.

– Ах, молодцы!

– Кто? – спросила Ли.

– Как кто – вон те! – Берн показал на улетающих. – Ты-то ведь так не умеешь?

– Почему? Умею, – просто сказала Ли. – Все умеют. Дети сейчас учатся ходить, плавать и летать почти одновременно.

Эоли сегодня был нужен на Полигоне. Ило послал ее присматривать за Алем. «За ним пока нужен глаз да глаз», – сказал он. Ли чувствовала себя неловко: не объявлять же прямо, что прислана присматривать за таким взрослым! А теперь наметилась тема общения – она ободрилась.

– Хочешь, я и тебе все объясню? Ничего хитрого.

– Конечно!

– Пойдем.

В коттедже Ли было так же обескураживающе мало вещей, как и во всех других.

Стены в опаловых, желтых, оранжевых, разводах, которые складывались в образующие перспективу узоры – и вся роскошь. Коснувшись стены. Ли раскрыла нишу, извлекла продолговатый сверток длиной в свой рост, несколько ампул с золотистой жидкостью; щелкнула застежками на краях свертка, он раскрылся – это и были крылья.

– Нет ничего проще, – сказала девушка. – Это, – она показала ампулу, – АТМа, аденозинтетраметиламин, концентрат мышечной энергии. Да ты, наверно, знаешь, ведь его давно синтезировали…

– М-м… – промямлил Берн.

– И искусственные мышечные волокна тоже, вот такие. – Она пощелкала по синеватым свивам под шелковистой кожей крыльев. – Смотри: берем ампулу, откусываем острие, выливаем содержимое сюда…

Она нашла незаметное отверстие у верхней кромки крыла, вставила и выжала ампулу. По крылу прошел трепет, оно напряглось, развернулось во всю ширину, опало. Другой ампулой Ли заправила левое крыло.

– Заряда хватает на три часа полета. Если АТМа иссякла, а приземляться нельзя или не хочется, то этими тяжами надо закрепить предплечья, бедра и голени… вот так… так… и вот так – и можно лететь еще час. Хотя скорость будет не та. Очень просто, правда?

– М-м… а управлять как?

– Нет ничего проще. Эти бугорки на тяжах – искусственные нейрорецепторы.

Когда надеваешь крылья, они примыкают к твоим плечевым, спинным и тазобедренным мышцам, воспринимают их сокращения и биотоки. Тебе остается делать легкие летательные движения, и все.

– Ага!.. – Берну очень не хотелось показаться непонятливым этой огненноволосой и во всех движениях похожей на колышущееся пламя девушке.

А Ли все больше увлекалась. Она живо надела крылья, закрепила тяжи, развернула-свернула – Берн только успел отметить, что крылья были совсем как живые: сизые переплетения мышц, белые тяжи-сухожилия, ветвления желтых сосудов, каркас тонких костей.

– Пойдем, я тебе покажу! – И она балетным шагом, будто на пуантах, выпорхнула из домика.

Лиха беда начало. Полчаса спустя Берн стоял на крыше, на краю нижнего уступа лабораторного корпуса Ило, на высоте восьми этажей, одетый в крылья своего размера; их Ли взяла в соседнем домике. И домики эти, и кроны деревьев были глубоко внизу. Профессор не видел себя со стороны, но не без основания подозревал, что выражение лица у него самое дурацкое.

Ли на своих оранжево-перламутровых крыльях, гармонирующих с цветом волос и кожи, то снималась с крыши, плавно набирала высоту, то стремительно – так, что свистел воздух, – снижалась, опускалась на крышу, ждала.