За перевалом

(Ага, вон что. Метандро и Метандри, близнецы, старшие братья Эоли, специалисты по антивеществам; сейчас на Орбите принимают первый транспорт из Тризвездия, работы хватает. Но дело не в том, не в них — Орбита энергетиков! Если па нельзя общаться с людьми там — ИРЦ просто не соединит, — то пусть они оттуда свяжутся с ним. «Вот вчера, когда я разговаривал с Орбитой энергетиков… Боже, как хлопотно разговаривать с Орбитой энергетиков! Нужно выкладывать все сразу, с запасом на паузы. Никакого тебе живого диалога!..» И па вырастает в глазах знакомцев, как стартовая вышка.

Классика потребительства: добыть то, что доступно не всем. Общедоступное, будь это даже все богатства Земли, — не то. Этим не переплюнешь А и не посрамишь Б. А вот рвануть межпланетный разговор! Отхватить рейс в систему Юпитера!.. Не для дела, зачем все летят, а — «вот когда я был на Ганимеде!».)

«И зачем я так его понимаю?» — с отвращением подумал Эоли.

— Они меня чуждаются! — разгорячался от своих слов па. — Они считают, что мне не следовало заводить столько детей. Хорошенькое дело! Скажи, разве плохо, что я дал тебе жизнь?

— Нет, па, конечно. Я рад и благодарен. («Хотя мне ее мог бы дать и более толковый отец».)

 — Э, сын, я знаю, что ты подумал. Не думай так, ты не прав. Таким, какой ты есть: талантливым, темпераментным, с острым умом… я уже не говорю о внешности, хотя и она входит в состав твоей личности, — ты мог произойти только от меня. Ни от кого другого!

— Ты льстишь мне, па. И себе немножко.

— Нет, именно так. И если ты достигнешь высот, то потому, что в тебе воплотились мои неисполнившиеся мечтания. Какие они были, бог мой! На них не хватило бы миллиона мегабиджей, десятка жизней. Не стану уверять, что ты унаследовал от меня упорство в работе, возможно, это больше от матери — где-то она сейчас! — но я дал тебе то, что пробуждает способности, что многих сделало великими: комплекс неполноценности.

— Вот как! И ты говоришь об этом с гордостью?

— А почему нет? Комплекс неполноценности — это даже больше, чем талант. Ты бы поразился, если бы знал, сколь многих людей в прошлом — политиков, финансистов, военных, писателей, даже ученых — это свойство психики толкало доказывать все новыми предприятиями, что чего-то стоишь, что лучше других… Название неудачное: не неполноценность это, что-то иное, возвышающее. И ты возвысишься, сын, переплюнешь своего кумира Иловиену!

— Если дело в том, чтобы переплюнуть… («Кумира. Все-таки ревнует».)

 — И раз уж зашла о нем речь: то работа, которую вы вместе ведете… Биоколонизация, кажется, — как у вас с ней? Получается?

— В общем-то да.

— И отлично, сынок. Я всегда верил в тебя! Это ведь биджевая тема, очень биджевая, а?

— Да… («Что и говорить, по экономическому эффекту она сравнима разве что с Трассой, будет не только освобождение от примечания Б, но и большой личный фонд. Только… Ило ведь доказывает, что нельзя внедрять?..»)

— И теперь, когда Иловиена сходит на нет, — возбужденно продолжал па, — ты в ней первый человек. Да и прежде — что бы он мог без тебя! И следовательно…

— Хорошо, па, я все понял. Ты же знаешь, что всегда можешь на меня рассчитывать.

— Ну, сын! Так я жду и надеюсь.

Прощальный, патрициански величественный взмах рук — колонны обязывают; шар погас. Эоли мог сутками работать, не уставая, идти, лететь, не опускаясь отдохнуть. Но сейчас, после десяти минут разговора, он устал до отупения.

8. Трудное решение

Ило, вернувшись, с одного взгляда понял состояние помощника и, чтобы дать ему время успокоиться, подошел к автоклавам, смотрел на приборы, вертел ручки — проверял режим.

А Эоли искоса следил за ним и думал, что и вправду этот человек не в меньшей мере его отец, чем па, — а то и в большей. И не только его — многих. И вообще, если человечество и уцелело после всех передряг, то лишь потому, что многие отпрыски, войдя в возраст, присоединяли к скромным наследственным качествам идеи, знания и взгляды на жизнь таких, как Ило, — становились духовно и интеллектуально их детьми, развивали и умножали их — теперь свое! — наследие, тем небиологически порождая новых себе подобных. Именно это, а не то, что подсчитывают демографы, было и есть истинным ростом человечества.

«Сейчас и спросить неудобно: есть ли у него свои дети? Столько времени не интересовался. Конечно, есть… а может, уже и нет. Ведь обзаводился ими он в молодости и, понятное дело, в пределах этической нормы: двое-трое — чтобы не теснить других. А ведь многие женщины с радостью стали бы матерями его детей, многие мальцы гордо говорили бы: «А вот мой па!..» — радовались бы всякой встрече с ним. Но где ему, совестливому!.. Да, вот слово: совестливость. И терзания в связи с блестяще сделанной работой от нее же — чтобы не потеснить и не ущемить других, которых он считает во всем равными, себя не хуже».

— Так вот, — повернулся к нему Ило; чувствовалось, что он напряжен, — в какое бы трудное положение ни поставил тебя твой па, я сейчас поставлю в еще более трудное: нашу работу сдавать нельзя.