За пять веков до Соломона (СИ)

С Иофором все оказалось просто. Его последними словами были: «Ищи точку опоры. Найди ее, приложи Силу и добьешься, чего желаешь». Значит, предстояло найти точку опоры — отыскать в логике фараона то, на что он, Моисей, сможет упереться, словно рычагом, чтобы стать во сто и даже тысячу раз сильнее. Только где ее найти? Какую слабость прячет фараон? Чего боится всемогущий повелитель Египта?

Моисей понимал, что ответ следует искать в разговоре с Сети. И переносить, как в видении, в новый тронный зал, к Рамсесу. Вот только какими были последние слова Сети, обращенные к Моисею? Что-то наподобие: мол, попробуй моей царской воле еще хоть раз не подчиниться. И что же? Он и сейчас не подчиняется. Неужто этого фараон боится? Нет, не может быть. Как других заставлять приказы исполнять, их с Рамсесом еще в детстве научили. Значит что-то другое. Может то, что Сети перед этим говорил? Но что это было, что?

Память крепко хранила тайны. Моисей все ходил вокруг да около, не в силах достучаться до дальних укромных уголков прошлого. Это было так обидно: до берега оставалось рукой подать, когда ветер сменил направление и погнал лодку прочь, назад в туман незнания. И только когда Моисей, совсем приуныл и почувствовал бессмысленность всей затеи, он вдруг вспомнил! Ведь десять лет назад Моисей точно также отчаялся, дрожа от страха перед Сети, когда тот сгоряча бросил: «А может ты…».

* * *

— Моисей, если ты опять пришел с мыслями о еврейских рабах, я с тобой разговаривать не стану.

— Нет, повелитель, — Моисей склонил голову, всем видом показывая смирение и покорность. — Стало мне известно о заговоре, что против твоей власти направлен. Но об этом я буду только с глазу на глаз с тобой говорить.

Рамсес мрачно посмотрел на Моисея, прикидывая что-то в уме, и после короткой паузы сделал знак всем удалиться. Слуги торопливо зашумели, поспешно покидая тронную залу. Проводив тяжелым взглядом Везира, шедшего последним, Рамсес развернулся к Моисею:

— Говори!

И опять возникло чувство, что это уже однажды происходило. Сети точно также коротко бросал это слово. «Говори!» Жестко и властно. Рамсес обладал всеми задатками успешного правителя. Только в прошлый раз, десять лет назад, Моисей нервно оправдывался, опустив голову в землю и глотая слова от испуга. А сейчас он свободно стоял, расправив плечи, и спокойно глядел в глаза грозному фараону.

— Рамсес, мы знаем друг друга очень долго. Знаем настолько близко, что ты сразу почувствуешь, говорю я правду или лгу. Просто слушай сердце. Я расскажу, что мне известно. А ты попробуй посмотреть на это со стороны.

Рамсес опять нахмурился — не привык фараон слушать указания других людей. Моисей поспешно перешел к делу:

— Когда-то давно, в одном государстве случилось великое множество разных напастей и бедствий. Четыре года неурожая сломили дух простых людей. И тогда правитель решил продемонстрировать силу, воспользовавшись древним законом, предписывавшим убить всех младенцев…

Рамсес резко вскочил, не желая внимать дерзким речам, но Моисей просительно остановил его открытым жестом руки:

— Рамсес, прошу тебя, дослушай. Меня и свое сердце. Тогда и решишь — казнить или миловать.

Слова подействовали: фараон опустился назад, по-прежнему гневно хмурясь.

— Совершить столь жестокое деяние правитель той страны доверил самым верным военным отрядам. Которые все в точности исполнили. Месяц стоял стон над землей, и не было селения, в котором люди не проклинали бы жестокого правителя.

Моисей повысил голос, и тот зазвенел, гулко разносясь по огромному залу:

— К сожалению, проклятия подействовали и на преданных воинов. Совсем нелегко было беззащитных детей в крови топить. Некоторые сразу зароптали. А у других только после убийства смертного, что-то внутри сломалось. И когда они через месяц назад вернулись, в глазах у всех горел огонь зловещий.

Моисей остановился — каменная маска постепенно сходила с лица Рамсеса, сменяясь горькой озабоченностью, столь естественной для простых людей и совсем не характерной для могущественных правителей.

Моисей продолжил тихим голосом — почти шепотом:

— Правитель хорошо знал, что войско следует в послушании страхом и поощрением держать. Да только какой страх придумать на них, преступивших ужас детоубийства? И явственно видел он, как все святое внутри поправ, воины, такие верные совсем недавно еще, не могут перед соблазном устоять самим суд вершить, ни чьим указам не подчиняясь.

Рамсес по-прежнему хмурился, но теперь совсем по-другому. И Моисей видел уже не решимость, а скорее растерянность, в глазах правителя:

— Задумался тогда крепко фараон, измену явную замечая. Начал вспоминать, кто идею подсказал Заветом старинным воспользоваться. Кто посоветовал власть кровью младенцев укрепить. И пришли тогда в голову первые слова Везира мудрого, еще год назад произнесенные. А потом каждый день повторяемые. Что, словно яд змеиный, решимость фараона изнутри подтачивали, к решению, смертельному для него, подталкивали.