За плечами XX век

– У нас летось прибили номера. Шешнадцатый наш дом. А только номер я сковырнул. Нескладный. С чего? Да вот с чего. Об эту пору немец пер сюда ужасно. А у нас начальник стоял. Расстелет по столу карту, поклюет. Разогнется: «Вот, говорит, папаша, кругом шестнадцать». – «Так точно, говорю, хошь с огорода, хошь в ворота заходи, всё шешнадцать». – «Я, папаша, про Фому, а вы про Ерему». С чего его досада взяла – не пойму, а только не сладился у нас разговор на ночь глядя. Утром он собрал народ и так строго: «Вакуируйтесь! Мы тут камня на камне не оставим, деревню не сдадим». Тут немец уже палит. Народ туда-сюда забегал. А этого начальника, что ночевал у меня, как раз убило – за огородами у нас лежит. Разутый. Без сапог. Вот те и шешнадцать.

* * *

Информация начштаба Западного фронта:

«Противник производит массированные арт. – мин. налеты по р-нам расположения войск центра и левого фланга. В сев. – вое. части г. Ржев и Воен. городок ведет сильный ружейно-пулем. огонь и освещает ракетами впереди лежащую местность».

* * *

– Раньше сын как выпьет – вот как бузит, вот как бузит. Меня гонит вон. Я его урядником стращала. Это я милиционера так зову. А ему хоть ты что. А теперь – ничего. Письма пишет. А где воюет, не могу знать. Ну а так-то пишет уважительно: и «здравствуйте», и «маманя», и «с приветом к вам».

* * *

Полуторку облепили деревенские девчата, толкали ее, выпихивали из грязи на твердый настил. Стоял такой гомон и так свирепо завывал мотор, что стрельба на левом фланге стала почти не слышна.

* * *

Баня – лучшая обитель. После бани – в избе за самоваром. Прокучиваем кулечки сахарного песку, выданные вперед на десять дней. Под ногами – деревянный пол, а не измочаленные в дрянь еловые ветки, как в лесу в палатке; тепло, крутой кипяток из медного самовара, и главное – исключительно женское общество. Вот уж это удача. Говорим не наговоримся о том о сем, о пустяках. Ну, праздник.

И вдруг что-то осаживающее, какая-то помеха. Это среди нас – новенькая. Только прибыла на фронт. Завтра отправится к месту назначения в штаб дивизии секретарем-машинисткой.

Не в том дело, что новенькая, а в том, что чуждая. Вернее, мы с нашей болтовней ей чужды, нестерпимы, неожиданны. Все в ней натянуто, чтобы уберечь от нас этот патетический час свой. Прибыла. Добровольно. На защиту родины. (Знаем, сами это испытали.) А мы же для нее – бытовые, неромантичные.

* * *

В избе:

– В аккурате назывались – планы, еще при царизме. Тут уж новая власть, советская. А живу, хоть ты что. Овцу держу. Мясца, шерёстки продам. Честно-благородно. А теперь только б хлеба с солью с чаем попить. Доживем ли?

* * *

Разуваться на ночь запрещено. Но нарушаем. Наша беспечность хоть и враг наш, но и друг – дает разрядку и, можно сказать, заменяет десятидневный отпуск, практикуемый у немцев.

* * *

Немцы передали по радио сводку: «И сегодня утром под Ржевом враг во взаимодействии с сильными бронетанковыми частями продолжал наступательные действия с целью, как надо полагать, отвлечь наши силы от боевого марша на юге. Точка. Сильные бои продолжаются. Точка».

* * *

– Чевика с викою.

Догоню – нажвикаю!

– Врешь, врешь, не догонишь,

а догонишь – не поволишь,

а поволишь – не заголишь…

* * *

И дальше все забористей, хлестче. Это, если матери нет в избе, заводит девчонка, видно, что бедовая. Уж и замуж пора, и рожать пора. А все война, война, война. А жизнь в ней ходуном ходит еще и покруче оттого, что огонь, смерть.

Мать ей:

– Куда не накрывши?

А она никуда. Отбежала от дома на улицу патлатая, плюшевый жакет – «плюшка», как называют тут, – нараспашку. Стоит смотрит на солдат, что по деревне идут все мимо, мимо…

* * *

– На Седьмое ноября немцы около двух часов дня делают контрнаступление на наш отрезок превосходящими силами – около трехсот человек с засученными рукавами, с автоматами на животе и пьяные. Наш взвод был окопан на поле недалеко от дороги, где наши солдаты и командиры показали отвагу, мужество и свой героизм.

* * *

«…Во время наступления частей Красной Армии немецкие солдаты в д. Подорки подожгли 35 домов… не давали спасать свое имущество, дома запирали и обстреливали тех, кто пытался спасать имущество… расстреляли старуху Лаврентьевну… расстреляли из пулемета и граж. Браушкина, колхозника, который убирал сено у своего сарая» (акт, деревня Подорки).

* * *

Опять немцы твердят: «неприступная линия фюрера». Это Ржев наш многострадальный.

* * *

Там, куда била «катюша», рушились постройки, взлетали переломанные бревна, доски. Когда стихло, немцы кричали:

– Иван! Сараями стреляешь?!

* * *

«11 ноября 1942 г.

Слушали в разном о том, что на территории данного с/совета появились волки, которые приносят материальный ущерб колхозам.

Постановили обязать ночного пастуха т. Горюнова С. усилить ночную охрану, одновременно вооружить себя ружьем.

Пред. колхоза…

Члены правления…»

* * *

Услышала по радио немецкую сводку о Сталинграде: «Большевикам удалось прорвать в некоторых местах наши позиции, но мы не допустили расширения этих прорывов, и наша оборона бесстрашно отражает бешеные удары врага».

* * *