За полчаса до любви

– Чем я перед тобой виноват, девочка, чем, – спрашивал сам у себя Вовка, забросивший гитару, фотоаппарат, кулинарные эксперименты, созерцание закатов, разогнавший к чёртовой матери многолетнюю тусовку, отправивший в костёр дневники и тетради со стихами,– почему не даёшь мне покоя, отнимаешь кислород? Кто ты, зачем, почему появилась в моей никчёмной жизни?

Огурец купил обои, заклеил все снимки, кроме портретов, которые были немым укором, осуждением что ли, непонятно в чём, поставил напротив специально для бесед с Вероникой приобретённое кресло.

Девочка жила почти рядом, через три дома, но Вовка боялся с ней встретиться: вдруг она замужем… или не любит больше… или…

Думы о несбывшихся мечтах терзали, туманили голову. То и дело Вовке снилось, как стоит перед девочкой на коленях, как молит о прощении, предлагает руку и сердце, но Вероника горда, непреклонна.

– Ты же этого не хотел, – упрекает она во сне и испаряется как утренний туман.

Огурец просыпался в поту с учащённым сердцебиением, поворачивался к портрету, – прости! Прости меня, Вероника! Как же я был неправ, как глуп и равнодушен! Наверно я и тогда любил тебя, но девчонок было так много, что разбегались глаза: поцеловать можно было любую. Я же не знал, как мучительны неразделённые чувства. Прости, что причинил тебе боль, если можешь! Позови меня, позови, позови…

Неприглядная бесконечность или каждому своё

Просто всё отложили до лучших времен:

Вот оденется в пурпур и золото клён,

Вот волна поцелует босые ступни,

Вот наступят лучистые снежные дни,

Вот омоет жасмин дождевая вода,

Вот скворцы прилетят, и тогда, и тогда…

Лариса Миллер

– Мне с тобой очень хорошо. Наверно втюрилась как майская кошка. Только знаешь, внутри меня живёт кто-то или что-то, заставляющее чувствовать неудовлетворённость, даже потерю. Ему, или ей, всегда неуютно и одиноко, он боится остаться ни с чем, требует постоянно искать и пробовать, всё, чего не было прежде. Мне кажется, он сильнее меня. Думаешь, я сумасшедшая? Я тебя обнимаю, а он долбит, как дятел: а если это ошибка, наша с тобой встреча, впереди столько впечатляющего и неожиданного? Отчего так неспокойно? Оставь меня. Совсем. Зачем я тебе? Может, понемногу успокоюсь.

– Не шути так со мной. Зачем? Ты же видишь, я люблю тебя.

– Потому и прошу не рассчитывать на мои чувства всерьёз, забыть, словно ничего не было, чтобы потом не жалеть. Нет во мне постоянства. Увлеклась, а сама боюсь – не приклеиться бы насмерть к твоей медовой приманке, словно муха на липкую ленту. Нет ничего ужаснее мятущейся души. Я знаю, о чём говорю. Сколько помню себя, столько и страдаю: с собой не могу ужиться, от себя бегу; сочиняю в мечтах будущее счастье, а догнать его не в силах. Наверно лень и сомнение, опасение, что размениваюсь на мелочи, упускаю неведомое, но основное, главное. Разве не заметил ты, что я постоянно скучаю, сама не знаю отчего. Всё не так, как хочется, и срастись с таким несовпадением желаемого с действительностью, ужиться с ним, я не в силах. Потому и ищу, сама не знаю чего.

– Ведь нашла уже. Я твоё счастье, неужели ещё не поняла? Человек обречён на вечное одиночество, но вместе его легче пережить, радуя друг друга поочерёдно, не давая ему вцепиться, увлекаясь и отвлекая увлекательными и интересными житейскими мелочами, без которых не может быть покоя. Живут же люди в радости и согласии: чем же мы хуже?

– Семья, наверно, извини, не для меня. Это постоянство, это бремя скучных забот, это рутина, однообразие, скука. Моя сестра, девчонкой ещё, знаешь, какая она весёлая была, а замуж вышла и прокисла, как перестоявшая простокваша, до горечи: обабилась сразу, в мелочных заботах увязла. Обоссаные пелёнки, грязные подштаники, кастрюли, скачки по магазинам в надежде чего-нибудь пожрать купить, чтобы накормить мальцов и его – хозяина; приборки, вечные подсчёты скудных копеек, которые на что хочется не потратишь – экономить надо. Не хочу всю жизнь беречь да выгадывать. Пусть немного, но на широкую ногу пожить, ничего не жалея.

– Я тоже люблю шикануть, лишний пар сбросить, только от этого удовольствие всегда меньше стоимости: промотал, а забыть не выходит, через время наваливаются беспокойство и пустота, да ещё сожаление, что зря потратился. Когда за душой ни шиша, жизнь не в радость. Это как уплыть в тёмную ночь, не зная направления движения – наугад. Я хочу видеть цель, знать, зачем плыву, а главное – для чего отправился в путь. Мне семья нужна, я привык жить сообща, вместе. Так интереснее и легче.

– А я-то для чего? Чтобы нарожать полный дом нищеты, как мамка моя? Ты так не жил, когда вечно в обносках, доставшихся от старших.

– Мы тоже не барствовали. От мальчишек обносков не остаётся – вся одежда в клочья, а жрать всегда хотелось, хотя и не голодали. Наверно росли слишком быстро.