Игорь Леонидович дышал единственной мечтой, которую так и не успел воплотить, откладывая каждую копейку. Жизнь его прервалась внезапно, когда вектор свершений уверенно указывал направление в гору.
Рос человек на службе, выглядел убедительно цветущим, был энергичен, лёгок на подъём, дружелюбен, любвеобилен. Куда подевались друзья и приятели, когда сердце без видимых причин перестало биться, непонятно.
Неожиданно для семьи оказалось, что друзья таковыми могут быть, когда нужен ты, а беда у каждого своя и выбираться их неё нужно самостоятельно.
На поминках было полно народа. Выпивали азартно, вспоминали исключительно хорошее, закусывали. Потом принялись танцевать, флиртовали, словно забыли, по какому поводу собрались.
Наутро оказалось, что никто ничего о дружбе не помнит. Только о долгах: даже мелочных, копеечных.
Спросили, напомнили. Ждать никто не хотел: отдай и всё.
Леночка успокаивала маму, гладила её по головке, как некогда делала сама Вега Валентиновна, когда дочке требовалась поддержка.
Мама нуждается в утешении, это нет необходимости обсуждать.
Она как-то странно улыбалась, не реагируя на дочь, которой на тот момент было шестнадцать лет.
Вега Валентиновна так и не пришла в себя: что-то внутри основательно надломилось, выключило желание и способность взаимодействовать с миром.
Это были последние дни, когда Лена чувствовала себя маленькой девочкой, дочкой.
Друзья родителей, соседи, знакомые – все сделали вид, что ничего особенного не происходит, в помощи категорически отказали.
Родственники у Леночки были, но жили далеко. Обстоятельства сложились так, что связь с ними установить она так и не смогла.
Девочка не отдала маму в пансионат, не обратилась в опеку, потому что была несовершеннолетней, боялась попасть в детский дом. По отдельности, посчитала Леночка, они точно пропадут. Потому и уговорила соседку, тётю Нину, ухаживать за невменяемой мамой, никому не раскрывая скорбную тайну.
Пришлось уйти из школы, устроиться работать уборщицей без оформления сразу в три организации. Представляете, какая аппетитная, заманчивая приманка для озабоченных самцов – девочка, за которую некому заступиться?
Леночке довольно долго удавалось избегать непристойного внимания, пока её не приметил один из руководителей, которому она могла по возрасту оказаться внучкой.
Ему было пятьдесят четыре года, а у жены негодяя вес сто двадцать восемь килограммов, что вынуждало искать альтернативный источник вожделения.
Мужчина унизительно тосковал по откровенной женской ласке, отвратительно и мерзко страдая от интимной недостаточности.
Приходилось изредка покупать благосклонность женщин за деньги, которые он всё же любил гораздо больше, чем постельные утехи.
И тут на глаза ему попалась девчонка, у которой серьёзные проблемы, что было как нельзя кстати.
Наблюдая, как Леночка наклоняется, вручную намывая пол в его коммунальной конторе, страдалец мечтательно закрывал глаза и виртуально проникал в запретные пределы девичьей святости, куда давно и прочно не имел входа у жены ввиду банальной физической недоступности.
Вход в врата рая как бы имел место быть, но таил несколько степеней физиологических преград, преодолеть которые престарелому страстотерпцу уже не хватало сил.
Аргумент, причём весьма действенный – материальный стимул, облегчал задачу соблазнителя. Торговаться, создавать людям препятствия, позволяющие их использовать практически даром, он умел виртуозно. Это заряжало оптимизмом.
Несколько дней мужчина обдумывал стратегию совращения и, наконец, решился пойти на штурм.
Авигдор Ицхакович Шлейфман, попробуйте на досуге произнести такой набор букв (у меня ни разу не получилось), предложил Леночке пятьдесят рублей за интимное свидание. Когда узнал, что она девственница, удвоил ставку.
Совсем задаром затаскивать ребёнка в постель было страшно. Материальный стимул гарантировал в некоторой степени сохранение тайны. По опыту Шлейфман знал, что деньги будут потрачены в тот же день.
Девочка сомневалась, боялась, плакала целую неделю. Альтернатив не было. К тому же Авигдор припугнул, что выгонит с работы.
Пришлось соглашаться. Единственное условие, на большее у неё не хватило фантазии и смелости, требование присвоить квартире статус служебной, чтобы не оплачивать коммунальные услуги.
Благодетель пыхтел, рисуя заскорузлым пальцем мысленные расчёты, но согласился, добавив щедро за каждое свидание кроме небольшого гонорара продуктовый паёк.
Как компенсировать расходы, он уже придумал.
По сути, девочка ничего не будет стоить, а стараться ей ох как придётся. Нужно только чаще напоминать про наличие сложностей, которые та ему создаёт.
Квартира Севастьяновых к тому времени уже являла печальный, весьма непрезентабельный вид: девочке с больной мамой было непросто.
Дома у Шлейфмана заниматься греховным промыслом было никак нельзя. Он же глубоко верующий иудей, хоть и партийный, а там жена, которая давно уже не выходит из дома, задыхаясь от каждого шага, и домработница, сующая всюду до крайности любопытный нос.
Пришлось облагораживать обстановку в квартире Леночки.