Где всеобщею распродажею
Вам грозят за каждым углом,
Где на улицах и вокзалах
В кумаче — ордынская вонь,
Где в церквах гаражи, пожалуй,
Потому, что не в моде конь.
Вы не младше нас и не старше нас,
Так не плюйте в нашу тоску,
Не умели мы под татарщиной,
Не хотели в аркан башку!
Души съедены, сосны спилены,
Вместо птичьего — свист хлыстов…
Оттого-то и затопили мы
Всё — от папертей до крестов,
Затонули мы вместе с Китежем,
И поэтому — вас живей!
Отворите же, отворите же,
вот мы спешились у дверей!
В ваших комнатах, в ваших комнатах,
Там, где страх, как столетье стар,
Мы напомним вам, мы напомним вам,
Всё, чем жили вы до татар,
И о Китеже, и о Китеже,
Ибо мгла его — не смогла…
Ну, проснитесь же,
Ну, очнитесь же,
И услышьте колокола!
64.
БУКИНИСТ
Пахнет пылью belle Иpoque,
Позолотой, кожей старой…
Посреди земного шара
Не ларёк, не сундучок —
На щербинах парапета
Ящик с книгами повис.
Сел на стульчик букинист
Над безумием планеты…
На мосту — шарманка. Там —
Шляпы с перьями и шлейфы.
И четвероногий Эйфель
Догоняет Нотр-Дам.
Ох, четвероногий Эйфель,
Врёт, что он — земная ось!
Мир — хоть оторви, да брось:
Ни колумбов нет, ни лейфов —
Все под переплёт ушли,
Закрывается планета…
Там, где букинистов нету —
Там окраина Земли… -
(Отделишь ли тьму от света
На окраинах Земли?)
Небоскрёбы да могилы,
Где-то взрывы, грабежи,
Где-то вовсе ни души,
Где-то очередь за мылом,
Хриплых двигателей свист,
Телевизоры, пожары:
Посреди земного шара
Умер старый букинист.
65.
ПАРИЖ ЦЫГАНСКИЙ
Спят хиппи у забора, в Курбевуа — конторы,
На Монпарнасе тоже, наверно, кто-то спит…
Не спят одни цыгане в дырявом балагане,
И маленький козлёнок за девочкой бежит.
Ах, ты её не видел? Ах, ты её не знаешь?
Ну что ж, поставь будильник и окна раствори —
За мордами Конкорда в клочке зари поймаешь:
Козлёнок Эсмеральды пасётся в Тюильри.
В бетонных стоэтажьях, в проклятиях асфальта,
В снобических трущобах шестнадцати веков,
Гуляет по Лютеции козлёнок Эсмеральды
И рожками курочит рекламы дураков….
Не клерки и не хиппи, не фавны и не мавры —
Козлёнок Эсмеральды — о, дайте только срок! -
Порушит ваши кухни, потопчет ваши лавры,
Игрушечным копытцем языческий пророк!
Какие там химеры! Париж устал от воя,
Он фарами исхлёстан и на века пропах
Резиной и бензином, отравленной травою,
И общество устало держаться на столпах…
Что ж, греческое — вольно, французское — манерно,
Российское… А если — всё снова — от нуля?
Так может быть, одно лишь цыганское безмерно?
Цыганскою планетой останется земля?
И разве термидора не стоят иды марта?
Машины мёртвым стадом застыли до зари…
Козлёнок Эсмеральды гуляет по Монмартру,
Козлёнок Эсмеральды пасется в Тюильри.
66.
Уходит женщина во мрак.
Безлюдный мост. Пустой кабак.
Не знают стёкла, почему
От них она идёт во тьму,
Зачем так злобен за спиной —
Лишь обернуться — свет стеной,
Но в зеркалах открытий нет —
И лучше в спину этот свет,
Чтобы глаза наелись тьмой
Над набережною немой,
Чтоб чудился в каштанах свист,
Чтоб фары чёрные цвели,
Захватывая жёлтый лист,
И — прочь. Туда. За край земли,
Где сон ещё не так пуглив,
Где поглощает мглы прилив
Тот мир, в котором просто так
Уходит женщина во мрак…
67.
ПАРИЖСКИЙ СОН
У круглой башни
Консьержери
В воде расквашены
Фонари,
Антуанетта
Глядит в окно —
Парижа нету,
В воде черно.
Тиха стихия
Без "высших мер":
Листы сухие,
Да хрип химер…
То — факел бьётся,
То ночь слепа:
Потом ворвётся
В тюрьму толпа:
Ворота — грудью
В булыжный двор:
Верёвки — судьи,
Нож — прокурор!
Жесток и жуток
Париж в ночи,
И проституток
Ждут палачи:
Годна в кассандры
Любая сводня —
Причины завтра,
Башку — сегодня:
Обратным шагом
Весь мир творится:
Из книг — бумага,
Из фильмов — лица,
А из Адама
Наделать глины —
Работа ямы
И гильотины.
Суд? Это завтра!
А нынче — крак!
Причины завтра,
А нынче — так!
Ничто не ново —
Привычный ход
Сквозь Гумилёва
К Шенье ведёт…
Коль жизнь — козявка,
То c'est exact:
Раздумья — завтра,
Сегодня — акт.
На Гревской площади
Под барабан
Чернеют лошади
И шарабан…
Жесток и жуток
Париж ничей.
Ни проституток,
Ни палачей.
Лишь на бульваре
Висят вдвоём
Две жалких твари:
Ночь и Вийон!..
68.
"Спи, спи — дождик идёт…"
Грустная нежность, каменный свод.
Средневековый Париж за окном
Пахнет жаровней и кислым вином.
Серые камни висят, как века,
Мягко глаза прикрывает рука:
"Спи, спи — дождик идёт" —
Втиснулся в улочку бледный восход.
Света не будет, но будет покой…
Я бы поверил, да век не такой:
Слышишь, — в России Россия не спит,
Слышишь, — охрана по снегу скрипит,
Кто-то ареста и обыска ждёт.
"…Спи, спи — дождик идёт!"
Тихо по мелким квадратам окна
Катятся капли остывшего сна,
И заикаются колокола,
Словно бы ночь и сама не спала,
Словно шептала всю ночь напролёт:
"Спи, спи, дождик идёт".
Света не будет, но будет покой,
Мы ведь в шестнадцатом веке с тобой…"
Я бы поверил… ну, что ж ты молчишь?
Видишь, я спутал Москву и Париж,
Видишь, — швейцарец сменяет стрельца,
Скаред-Людовик сбегает с крыльца,
Свечка не гаснет, Малюта не спит,
Рядом корявая дыба скрипит,
Слышишь, — бургундец в подвале орёт…?