За порогом боли

Нож вошел Алику точно между ребер, в левую часть груди. Он тихо охнул и, непроизвольно качнувшись, нажал на курок. Пуля вспорола воду, и в следующее мгновение Ринат с испуганным воплем выстрелил. Заряд утиной дроби с пяти метров разворотил Алику живот, бросив его на землю.

Макс, едва не захлебнувшись, ползком выбрался на берег, издавая нечленораздельные звуки, и, вскарабкавшись на пригорок, уткнулся носом в землю. Ринат подошел к телу Алика и, выронив ружье, потерянно побрел в лес. Лайка, обнюхав труп, убежала за ним. Лишь Кирилл сохранил самообладание. Он пришвартовал лодку, стащил с Макса мокрые штаны, отвел его как ребенка к избушке, которая оказалась всего в ста метрах вниз по течению, заставил выпить полный стакан водки, уложил на нары и вернулся к трупу. Оттащил его в кусты и обыскал, забрав деньги, документы и карту. Извлек из раны нож, пристально посмотрел на кровь, стекавшую с клинка, пригляделся к ране и, удовлетворенно хмыкнув, оттащил тело подальше в лес. Возле избушки он проделал то же самое с трупом Тайсона и начал заниматься обедом.

Макс лежал на нарах в избушке, стеклянно глядя в темный потолок. Сначала все тело судорожно подергивалось, нервный тик поминутно искажал лицо. Воспаленный мозг изнутри жег черепную коробку, не в состоянии избавится от нечеловеческого напора эмоций. Даже полный двухсотграммовый стакан «Русской», налитый Кириллом, не помог. Расслабилось только тело, мышцы стали дряблыми и обвисли, а на лбу выступила испарина. Макс никак не мог собрать свои мысли. Они бессвязными роями носили в его голове и ускользали, не давая зацепиться ни за одну. Это были даже не мысли, а горячий набор видений, таких ярких, что они граничили с галлюцинациями, и неуловимых, как сновидения. Минут через десять Мане провалился в сон, больше похожий на обморок…

Кирилл колдовал над ухой. Он сварил рыбу, аккуратно извлек ее из котелка и, завернув в лист лопуха, отложил в сторону, бросил в жирный, но прозрачный бульон крупно порезанную картошку, потом кругляшки лука и горсть пшена, а «под занавес» добавил грамм пятьдесят водки, зелени и специй, и отставил в тень остывать. Позади скрипнула дверь, и Кирилл бросил, не оборачиваясь:

– Ну, что? Оклемался?

Макс хрипловато усмехнулся:

– Да уж! Еще немного, и мне уже никогда не надо было бы бриться.

Что-то в его тоне не понравилось Кириллу. Он обернулся, посмотрел на Макса, и, наткнувшись на горящий воспаленный взгляд с темными провалами вместо зрачков, нахмурился. Он уже видел такой взгляд. Видел не раз, там, «за речкой», как они говорили. И ничего хорошего такой взгляд не сулил.

…На войне не бывает легко. Но самые тяжелые бои – это первые и последние. Последние – потому что боишься нарваться на пулю, уже ступив одной ногой на порог своего дома. И этот безотчетный страх ломал даже железных парней, опытнейших бойцов. Мудрые командиры, не желая калечить психику солдат, за месяц до дембеля аккуратно переставали брать их на задания, находя достойные занятия в расположении части. А первые бои…

Как бы человек ни готовил себя к войне – тренируясь, читая книги и смотря фильмы – действительность потрясает его существо своей ужасной непохожестью на все, самые яркие и страшные, свидетельства. Огонь, страх, кровь, чужая и своя боль, отвратительная, совсем не похожая на киношную, смерть, крики, стоны, грохот, дым, пыль, пот, полная потеря ориентации, чувства времени и действительности, непреодолимое желание упасть, закрыть голову и закричать, чтобы сгинул этот кошмар!

Разные люди по-разному проходили этот экзамен. Кто-то срывался в пропасть страха, едва успев зацепиться за край. Они начинали бояться всего, но опытный наставник /жаль, что таких было мало/ мог вытащить их и заставить идти прямо. Другие ходили по краю пропасти, балансируя, они становились осторожными расчетливыми бойцами, и выживали чаще других. А кто-то падал в эту пропасть и разбивался, сходя с ума. Кто-то замыкался в себе, кто-то страстно влюблялся в жизнь, кто-то уходил в религию или в анашовые райские сады. А были такие, в ком человек внезапно пропадал, уступая место зверю. Не тигру, не медведю и не волку, а жестокому оборотню. Лихорадочный блеск в глазах на жестком суровом лице, твердость и спокойная холодность стекла, которая всегда готова разбиться и разлететься осколками бешенства при самом незначительном точке. Вот приметы этих людей.

И вот такой взгляд Кирилл сейчас видел перед собой. Он внутренне напрягся, но Макс сел у костра и закурил. Руки Макса не дрожали. Он был спокоен. Слишком спокоен для человека, который час назад голыми руками убил несколько человек.

Кирилл еще раз внимательно посмотрел на друга. Что и говорить, нехорошие симптомы. Впрочем, и не самые худшие. С такими людьми вполне можно иметь дело, если уметь контролировать их эмоции. Короче, поживем – увидим.

– Что скажешь? – нарушил молчание Макс.