За порогом вражды

Из того, что симбионты перестали враждовать друг с другом (а в микоризах и лишайниках в какой-то мере даже продолжают), совсем не следует, что они остановились в своем развитии. Хорошо иметь союзника, быть ему ближе и нужнее всех и в привычных условиях полностью удовлетворять его потребности. Но никак нельзя, даже находясь в его чреве, отгородиться от остального мира, который непрерывно меняется. Будут ли рыбы-чистильщики так же исправно служить своим привычным "клиентам", если по каким-либо причинам их паразиты перекочуют на морских черепах? Смогут ли клубеньковые бактерии по-прежнему снабжать бобовые азотом, если под влиянием прогрессирующего загрязнения атмосферы окислами азота в почве скопится слишком много нитратов?

Коль скоро окружение меняется, должен меняться и каждый из симбионтов. Ему ничего не остается, как подчиниться дарвиновскому закону борьбы за существование. Теперь хорошо отлаженные отношения поневоле нарушаются, и их приходится "настраивать", как настраивают свои инструменты музыканты симфонического оркестра перед началом концерта. Иначе говоря, внешнее окружение, которое только и делает, что ставит новые "проблемы", постоянно заставляет партнеров по симбиозу совершенствовать формы сотрудничества.

Как раз в силу драматических событий, разыгрывающихся за ареной симбиозов, скорее всего и множатся ряды самих симбионтов. Наверное, ленивцы разделились на два рода и несколько видов не потому, что в их шерсти обосновались одни и те же сине-зеленые водоросли (хотя, конечно, маскировка водорослями была важной предпосылкой выживания ленивцев, а следовательно, и всякой их эволюции), а в силу каких-то иных причин. Вероятно, и друзья-жгутиконосцы не были непосредственной причиной того, что род термитов распался на сотни видов.

Рассуждая абстрактно и логично (а для теории это немаловажное дело), мы придем к заключению, что симбиоз сам по себе может беспредельно преобразовывать виды в их парном восхождении по ступеням эволюционной "лестницы", но не увеличивать их число. Могущественный по части внушения "симпатий", симбиоз оказывается довольно "слабосильным" в создании новых форм живых существ, В принципе он не творец видового разнообразия.

Если бы не было на свете "покорителей суровых земель", на этом можно было бы закончить главу и сказать, что у коллизии между дарвинизмом и принципом взаимопомощи, как в доброй старой драме, вполне благополучный исход: как говорится, и волки сыты, и овцы целы. Но как поступить с лишайниками, на первый взгляд нарушающими все законы природы? Ведь они являют собой очевидный пример того, что именно симбиоз открывает пути к умножению разнообразия жизни. Их 20 тысяч видов — 20 тысяч "голосов", вроде бы направленных против теории Дарвина!

Однако и лишайники создают лишь иллюзию противоречия дарвинизму. На самом деле их возникновение — это всего лишь надстройка над эволюцией, идущей обычными путями дифференциации. Не будь достаточного разнообразия грибов и водорослей, из которых немногие смогли осуществить прочный союз, не было бы и лишайников. По теории Дарвина, объединяться не могут только близкие формы, на далекие же этот "запрет" не распространяется. Кроме того, появившись на Земле, лишайники опять-таки шли к многообразию как единые целостные организмы в полном соответствии с дарвиновской схемой формообразования.

С этой стороной вопроса, поставленного лишайниками, теперь, кажется, все ясно. Но сам принцип их "сборки" навёл некоторых ученых на далеко идущие гипотезы.

Как переоценили возможности симбиоза

Все, что мы до сих пор говорили о взаимопомощи, симбиозе и эволюции, относится к организмам, которые пусть даже совершенно неразлучны, но всегда раздельны. Отказав симбиозу в "притязаниях" на роль творца, мы тем не менее воздали ему должное и выяснили, как несправедливо было бы ссорить его с дарвинизмом. Пора наконец перейти к тем фактам, когда благодаря симбиозу из слияния разных организмов возникает один новый — явление, дарвинизмом не охваченное.

Когда в 1867 году А. С. Фамшщын и О. В. Баранецкий выделили из лишайника живые зеленые водоросли, им, собственно, оставался один шаг до раскрытия двойной природы этих растений. Вероятно, ученым помешала его сделать большая осмотрительность и то, что они никогда не торопились с выводами. Прошло еще некоторое время после открытия Швепденера, и многим стало ясно, что в лишайниках осуществилось "чудесное" соединение двух типов растений. И что самое интересное: соединение было достигнуто не путем гибридизации (в мире растений она не такая уж редкость), когда родительские гены объединяются в единых хромосомах, а по типу эндосимбиоза, при котором наборы генов остаются раздельными. Так лишайник стал первым достоверным примером творческих способностей симбиоза.