А Моторин увидел, как враз колыхнулись сотни ламп, и оттого, что сгрудилась толпа вокруг помоста, ему показалось, свет стал ярче, горячей…
Та речь, что приготовил он, речь о сменной выработке, о необходимости повысить процент добычи и в полтора раза ускорить проходку в погонных метрах, исчезла, растворилась в тумане, и он, уж совсем не думая о том, что будет говорить, не зная, что скажет, произнес:
— Вспомнил я, когда был еще совсем мелким мальчишкой… Отца моего хозяин прогнал с прииска, выкинули вещи из квартиры на улицу, а в этой квартире родились две мои сестры и я родился, и время было под осень, вот как сейчас… Пришли стражники, собрались рабочие… надо уходить, а куда, ведь родной дом, здесь жили, здесь работали, здесь деда с бабкой схоронили. Посмотрел я на отца, как он стал прощаться, услышал его слова, и вот уже голова седая, а не могу забыть, не могу, да разве возможно…
Моторин поглядел на горевшие кругом огни: это же все люди стояли вокруг, а он словно сам с собой разговаривал. И удивленным голосом спросил:
— Товарищи, вам ясно, к чему я это говорю…
И он уж не удивился, когда услышал ответ многих голосов:
— Ясно…
А он, как будто уверенно и как будто спокойно, а на самом деле это спокойствие и уверенность и были проявлением волнения, владевшего им, продолжал свою речь, посветил аккумулятором, порылся в кармане, вытащил смятый листок бумаги и стал читать сводку Совинформбюро:
— «На северо-западной окраине Сталинграда продолжались ожесточенные бои. Противник, стремясь любой ценой сломить сопротивление защитников города, непрерывно атакует наши части. Отдельным отрядам гитлеровцев ночью удалось проникнуть на некоторые улицы города. Завязались тяжелые уличные бои, переходившие в рукопашные схватки…»
Теперь он не спросил у шахтеров, ясно ли им, почему говорил он об отце и вдруг стал читать про бои в Сталинграде.
И он говорил медленно, казавшимся негромким, но всем слышным голосом, и чувство, что испытывал он, произнося первые слова речи, не покидало его; говорил словно с самим собой и в то же время, казалось, говорил он не от себя, а только рассказывал то, что пришло к нему от людей.
Высоко в темном осеннем небе, на быстрых облаках отражались едва заметные, дрожащие розовые тени — след дыхания заводов и рудников, лежащих окрест, напоминание о сотнях и тысячах и десятках тысяч заводов, фабрик, шахт, железнодорожных мастерских, лежавших от Великого океана до волжской воды, напоминание о тех рабочих, что так же, как и Новиков, и Брагинская, и Моторин, и Котов, думали о погибших, о пропавших без вести, о тяжелой, нелегкой военной жизни, напоминание о тех миллионах людей, что так же, как и Новиков, и Брагинская, и Моторин, и Котов, и старик Андреев в горящем Сталинграде, верили, что их рабочая сила все переборет, все преодолеет.
Часть третья
Двадцать пятого августа немцы стали наступать на Сталинград от Калача, с запада. К этому времени немецкие танки и пехота, прорвавшиеся на юге, у Абганерова, достигли Дубового оврага за озером Сарп.
На севере немецкие войска закрепились в поселке Рынок, вблизи Тракторного завода. Таким образом, кольцо немецких войск сжималось с юга, с запада и севера.
Тридцать первого августа немцы начали новое наступление на Бассаргино—Варапоново. Части 62-й армии под ударами противника отошли на средний оборонительный обвод вокруг города, но новые концентрические удары немцев по обескровленным дивизиям 62-й армии заставили их ко 2 сентября отойти на внутренний обвод, последний из оборонительных обводов.
Линия обороны прошла через хорошо известные всем горожанам пригородные поселки: Рынок, Орловку, Гумрак, Песчанку.
Удары восьми немецких дивизий, наступавших суженным фронтом на город, поддерживались пробивной силой пятисот танков и активной мощью тысячи боевых самолетов. Среди степи, на открытой местности, налеты немецкой авиации были особенно тяжелы для наших войск.
Немецкая артиллерия имела выгодные позиции: местность у города заметно понижалась с запада на восток, и немцы свободно просматривали не только передний край, но и тылы советской обороны, контролировали огнем своих батарей подходы и подъезды к советским боевым линиям.
Подступы к городу для немецких пехотных полков облегчались обилием балок, оврагов, русел высыхающих летом речушек, в том числе Мечетки и Царицы, тянущихся из степи к Волге.
В эти дни в бой втянулись не только все дивизии 62-й армии, но и те резервы, которыми располагал командующий фронтом. ‹…› {267}
Рядом сражались части ополчения — рабочие и служащие, превратившиеся в пулеметчиков, танкистов, минометчиков и артиллеристов.
Но, несмотря на упорство оборонявшихся, немцы медленно и неуклонно подходили к городу; слишком велико было неравенство сил: трем немецким солдатам противостоял один русский, двум немецким пушкам — одна русская {268}
. ‹…› {269}5 сентября началось большое наступление советских армий, расположенных северней и северо-западней Сталинграда и отделенных от защитников города коридором, прорубленным немцами от Дона к Волге.