За правое дело

Шляпин взбил сено, усадил Крымова и сам, кряхтя, лег рядом. Оказалось, он в июле был в окружении и с боями, вместе с генералом Болдиным, взломав немецкий фронт ^{100}, прорвался к войскам генерала Конева.

От неторопливой речи Шляпина, от его насмешливого и доброго взгляда, от милой улыбки веяло спокойной и простой силой. Повар в белом фартуке принес им две тарелки [баранины с картошкой] ^{101} и горячий ржаной хлеб. Уловив взволнованный взгляд Крымова, Шляпин, улыбнувшись, сказал:

— Здесь русский дух, здесь Русью пахнет.

Казалось, что запах сена и горячего хлеба связан с этим огромным неторопливым человеком.

Вскоре вошел в сарай командующий армией генерал-майор Петров, маленький, рыжий, начавший лысеть человек, с Золотой Звездой на потертом генеральском кителе ^{102}.

— Ничего, ничего,— сказал он,— не вставайте, лучше я к вам присосежусь, устал, только из дивизии приехал…

Его выпуклые голубые глаза смотрели остро, пронзительно, разговор был отрывистый, быстрый.

Едва он вошел, как в спокойный, пахнущий сеном полумрак сарая ворвалось напряжение войны: то и дело входили порученцы, дважды приносил донесения немолодой майор, молчавший телефон вдруг ожил.

[Вошел адъютант и доложил, что приехал из штаба председатель армейского трибунала утвердить в Военном совете приговоры, и Петров велел позвать председателя. Когда тот вошел, командующий отрывисто спросил:

— Много?

— Три,— ответил юрист и развернул папку.

Петров и Шляпин слушали доклад о делах трех изменников, и Петров детским зеленым карандашом крупными буквами писал «утверждаю» и передавал карандаш Шляпину.

— А это что? — спросил Петров и поднял рыжие брови.

Председатель объяснил дело — пожилая женщина, жительница города Почепа, вела агитацию среди войск и населения в пользу немцев.

— Между прочим, старая дева, монахиня,— сказал он.

Петров пожевал губами и серьезно переспросил:

— Старая дева? Ну, заменим ей…— И стал писать.

— Не мягко ли? — спросил добрый Шляпин.

Петров передал папку председателю и сказал:

— Можешь быть свободен, товарищ, ко мне тут приехали для разговора, поэтому не приглашаю тебя к ужину. Будешь в штабе, передай, пожалуйста, чтобы нам варенья вишневого прислали.]

Петров сказал Крымову:

— А ведь я вас знаю, товарищ Крымов, и вы меня, может быть, помните.

— Не припомню, товарищ командующий армией,— сказал Крымов.

— А вы не помните, товарищ батальонный комиссар, командира кавалерийского взвода, которого вы в партию принимали, когда приезжали в десятый кавполк из Реввоенсовета фронта, в двадцатом году?

— Не помню,— сказал Крымов и, посмотрев на зеленые генеральские звезды Петрова, добавил: — Бежит время.

Шляпин рассмеялся:

— Да, батальонный комиссар, с временем наперегонки трудно бегать.

— Танков у них мало? — спросил Петров.

— Танков у них много,— сказал Крымов.— Мне рассказывали два дня назад крестьяне, что в район Глухова приходят эшелоны с танками, всего до пятисот машин.

Петров сказал, что в двух местах части его армии форсировали Десну, заняли восемь деревень и вышли на Рославльское шоссе ^{103}. Говорил Петров быстро, рублеными, короткими словами.

— Суворов,— сказал Шляпин, насмешливо улыбаясь в сторону Петрова. Видимо, они дружно жили и им хорошо работалось вместе.

Под утро за Крымовым прислали машину из штаба фронта. [С ним хотел говорить командующий фронтом генерал-полковник Ерёменко.] ^{104} Крымов уехал, сохраняя в душе тепло этого блаженного дня. ‹…› ^{105}

Штаб фронта стоял в лесу между Брянском и Карачевом. Все отделы штаба находились в просторных, обшитых свежими, сырыми досками блиндажах. Командующий жил в домике, на лесной полянке.

Рослый румяный майор встретил Крымова на крыльце.

— Я знаю о вас, только вам придется обождать, командующий всю ночь работал, лег спать с час назад. Вот на той скамеечке обождите.

Вскоре к умывальнику, висевшему на дереве, подошли два плотных, ширококостных и упитанных человека. Оба были лысы, оба в подтяжках, оба в белоснежных рубахах, оба в синих галифе, но один был в сапогах, а у второго, обутого в чувяки, носки обтягивали толстые икры.

Они, фыркая и урча, терли широкие затылки и шеи мохнатыми полотенцами. Потом ординарцы протянули им гимнастерки и желтые ремни; оказалось, что один из них генерал-майор, второй — дивизионный комиссар ^{106}. Дивизионный комиссар быстрыми шагами пошел к дому.

Генерал-майор посмотрел на Крымова.

Адъютант, стоявший на террасе, сказал:

— Это тот батальонный комиссар с Юго-Западного фронта, по вызову командующего, товарищ генерал, о котором Петров сообщил.

— А, киевский окруженец,— сказал генерал и [брезгливо усмехнулся, поднялся на террасу.] ^{107}

[Серые рваные облака шли низко над землей, и куски синего неба казались холодными, недобрыми, как зимняя вода.

Стал накрапывать дождь, Крымов укрылся под навесом. Адъютант вышел и торжественно сказал:

— Вас просит командующий, товарищ батальонный комиссар.

Ерёменко, большой, полный, в очках, с морщинистым, широким лбом и скуластым широким лицом, быстро, но внимательно осмотрел Крымова и сказал: