За правое дело

Над головой был неровный свод из больших серых камней и земли. Полусгнившие деревянные подпорки покосились, осели, а кое-где упали, загородив путь.

Ребята шли осторожно, чтобы не упасть.

— Тебе не страшно? — шепотом спросил Яшка, пытаясь разглядеть при дрожащем свете факела выражение Пантушкиного лица.

— Н-нет, — ответил Пантушка тоже шепотом и почему-то оглянулся. — Н-нет, не страшно. А что?

— Да так.

Пантушка вытащил из кармана пистолет, заложил пистон и решительно сказал:

— Пойдем! Чего там!

И он продвигался дальше с факелом в одной руке, с пистолетом в другой. Страх проникал в самое сердце. Мало ли что ожидает их! Может быть, волчья семья устроила тут логово. Или под темными сводами нашел себе место филин, гукающий по ночам так, что спину подмораживает. Возможно, придется встретиться со змеями. Рассказывал же Пантушке отец о том, как однажды он увидел в лесу в яме штук десять гадюк.

От мысли о волках, филине и змеях Пантушку зазнобило, под рубахой подуло ледяным ветром.

Яшка, нагруженный берестой, щепками и узелками с едой, спотыкаясь, семенил за своим товарищем. Ему был виден освещенный силуэт Пантушки, прыгающие по стене отсветы факела и тени. Тени принимали самые невероятные формы: то вдруг возникнет на стене лицо старика с бородой и начнет вытягиваться и разевать рот, то прыгнет что-то похожее на черепаху, на уродливую птицу, то начнет дрожать и извиваться, как змея, узкая черная полоса. Яшке временами казалось, что подземелье населено сказочными существами, которые боятся дневного света. Признаться, что ему страшно, Яшка не мог: боялся насмешек Пантушки.

Внезапно Пантушка отпрянул назад не столько от испуга, сколько от отвращения. Ход был прегражден паутиной. Точно узорная сеть из тончайших ниток повисла от свода чуть не до пола штольни. Если бы Пантушка не отпрянул, паутина обмотала бы его с головы до ног. В середине этой хитро сплетенной сети сидел кургузый, почти круглый паук с мохнатыми лапами. Свет ослепил его, и некоторое время он был неподвижен, потом побежал вверх, быстро перебирая лапами. Пантушка очнулся и поднес к паутине факел, сжигая ее вместе с отвратительным насекомым.

— Гадость какая! — выдохнул он с отвращением. — А я их рукой давлю, — признался Яшка.

— Противно, видеть не могу пауков. — Пантушка сплюнул и пошел вперед.

Вскоре им встретился завал с узкой щелью, в которую они, не раздумывая, пролезли. По ту сторону завала был обрыв. Они стали осторожно спускаться и оказались в штреке — горизонтальной выемке, не имевшей выхода на поверхность земли. Штрек сохранился почти не поврежденным.

Береста весело потрескивала, пламя давало достаточно света, а свет вселял в сердца подземных путешественников бодрость, уверенность в том, что все будет хорошо.

Сырость и никогда не проветриваемый воздух утомляли. Тело покрывалось испариной, глаза от напряжения и дыма слезились.

— Похоже, тут давно никто не был, — заметил Пантушка, — клад, наверно, в другом месте.

— Почем знать? Может, и были, — возразил Яшка.

— Паутина-то цела.

— Может, отец Павел со Степкой нарочно подлезли под паутину.

— Зачем это?

— Чтобы своих следов не оставить. А если они разорвали паутину, так мизгирь[10] новую сплел.

— Так быстро?

— А что? У нас в погребе жил мизгирь. Палкой сорвешь паутину, а через несколько дней он опять соткет.

— Твоя правда, Яша. Поп нарочно оставил паутину. Клады всегда прячут хитро. Зароют в землю и на этом месте березку посадят. Растет березка, и не подумаешь, что под ней богатство. А то еще на кладбище закопают, холмик насыплют, как на могиле, и крест поставят.

— Здесь тоже с какой-нибудь хитростью поп спрятал.

— Давай все примечать.

— Ладно.

Они шли вперед и, увлекаясь незнакомым, впервые увиденным миром, иногда забывали о цели своего путешествия.

Вот ребята заинтересовались грибами на полусгнившем деревянном столбе, подпирающем свод. Грибы лепились друг на друга, словно отвоевывая те места, где им можно было жить и питаться. Белые, точно сделанные из молока, они легко разламывались от малейшего прикосновения.

— А есть их можно? — спросил Яшка, нюхая грибы. — Пахнут, как настоящие.

— Грибы нельзя есть без разбора: бывают ядовитые.

— А то бы грибошницу сварили, — мечтательно произнес Яшка и причмокнул губами.

— Вечером поищем в лесу сыроежек. Может, уж появились. А то и обабки, гляди, попадутся.

— Рано еще. Об эту пору грибов не бывает.

Пантушка ничего не ответил, потому что увидел на выступе камня странный мешочек. Когда он поднес поближе факел, мешочек зашевелился, внизу обозначилась голова, зашевелились уши, приоткрылись крошечные глаза.

— Летучая мышь!

— Пальцы-то, пальцы! — вскрикнул Яшка, пятясь. — Как человечьи.

Дымчато-бурый меховой мешочек начинал шевелиться все беспокойнее.

Вдруг мышь раскинула крылья с перепонками и, пролетев над головами ребят, уцепилась за выступ камня в новом месте.

Пантушка взял камень и хотел убить мышь, но Яшка остановил его.

— Не надо! Слышь, не надо!..

В голосе Яшки было столько мольбы, а в глазах такой испуг, что Пантушка сразу бросил камень.

— Почему не надо? Мыши вредные, их нужно убивать.