За правое дело

— Ну, так как же, мужики? А? — Трофим Бабин обвел взглядом крестьян. — Конечно, каждый верующий вложил свои копейки в церковное имущество. Это верно. Так ведь и купцы жертвовали на церковь. Может, они захотят свое обратно получить? Мои родители, жена моя тоже немало в церковь перетаскали. И вот я думаю: что сейчас дороже? Обсеменить поля, подкормиться или держаться за церковное золото? Кто может сказать, сколько в этих драгоценностях моего, твоего, другого, третьего? Никто? Все это народное, общее. И правительство правильно пускает это добро на общее дело, для народа… Давайте всем миром скажем спасибо правительству.

— А ты что, председатель? Мы тебя не выбирали! — вызывающе сказал Тихон, здоровенный молодой мужик из соседней деревни, известный на всю округу буйной силой и хулиганством.

— Верна-а-а! Надо выбрать председателя.

— Чтобы как подобает.

— Пущай церковный староста ведет!

Выкрики неслись со всех сторон, люди возбужденно размахивали руками, некоторые вскакивали на ноги и снова садились.

Тихон поднялся и, неуклюже, по-медвежьи переваливаясь, подошел к Русинову, уставился на него оловянными глазами.

— У нас собрание верующих али что? — спросил он.

— Да, — ответил Русинов.

— Тогда Трофиму Бабину тут нечего делать: он неверующий.

Слова Тихона пришлись некоторым по вкусу.

— Правильно! — кричали в одном месте.

— Долой безбожников! — подхватывали голоса в другом.

— Церква на вере стоит, верующим и решать дела! — громче всех орал Тихон, размахивая пудовыми кулачищами.

На паперть взбежал председатель сельского Совета, сухощавый и подвижный, из бывших фронтовиков, поднял руку.

— Товарищи! Граждане! — крикнул он. — Успокойтесь! Я все объясню… — Шум понемногу начал стихать. — Сходку созывал я, то есть сельсовет. Значит, это есть собрание жителей пяти селений, и на собрании могут быть все граждане, кто не лишен права голоса.

— А отец Павел? А Тимофей?

— Священник и церковный староста приглашены на собрание как представители религиозного культа.

— Постой! Погоди!

Одним прыжком Тихон взметнулся на паперть, оттер председателя сельсовета, заорал во все горло:

— Если у нас сходка, то не должно тут быть лишенцев. Так я говорю?

В ответ прогудело:

— Та-ак!

Ободренный, Тихон продолжал еще яростнее:

— А если у нас собрание верующих, то безбожникам нечего тут делать. Так я говорю? И опять мужики ответили хором:

— Та-ак!..

Русинов решил вмешаться. Он поднял руку, давая знать, что хочет говорить.

— Дай послушать приезжего!

— Помолчи, Тихон!

— Давайте порядок!..

Каждый кричал свое, и можно было разобрать лишь отдельные слова.

Русинов терпеливо ждал. Наконец мужики успокоились, и он затворил:

— Товарищи трудовые крестьяне! Вы собрались для того, чтобы выслушать сообщение о распоряжении правительства насчет изъятия церковных ценностей в целях борьбы с голодом. Этот вопрос решенный. Мы приехали, чтобы разъяснить вам это и в присутствии выбранных вами понятых[7] изъять ценности. Поэтому здесь происходит не собрание верующих, а собрание граждан. И надо решить вопрос о том, допустить ли на собрание лишенцев — священника и церковного старосту.

— Вот это правильно!

— Все ясно. Давай дальше!

— Для ведения собрания надо избрать председателя.

— Пускай Митрий ведет.

— Митрий! Митрий!

Митрий, председатель сельсовета, был избран председателем собрания.

Сняв шапку, он сказал:

— Спасибо за честь. А теперь деду Архипу даю слово.

К паперти медленно пробирался сухой сгорбленный старик с белой, как вата, бородой.

— Давай, дед Архип!

Старик заговорил глухим кротким голосом.

— Я давно в мирских делах не советчик. А сегодня пришел на сходку. Сказывали, церкву закрывать станут. А вышло, неправду говорили. Кто верит в бога, тот и дома и в поле помолится. А без хлеба и молитва на ум не идет. Пусть берут золото-серебро да взамен хлеб везут. Детей малых жаль, им хлебца пожевать охота. Только бы не обманули буржуи.

— Об этом уж наше правительство позаботится, — заметил Русинов.

— Ась? — не расслышал старик.

— Об этом, дедушка, не беспокойся, — сказал старику на ухо председатель сельсовета.

Под одобрительный гул собрания дед Архип сошел с паперти.

— Товарищи! Мужики! — обратился председатель сельсовета к собравшимся. — Вы слышали, что тут сейчас сказал дед Архип. Ему больше восьмидесяти лет. Всю свою жизнь он верил в бога. И он за то, чтобы церковные ценности сдать государству и купить за границей хлеба. Согласны ли вы с ним?

— Согласны.

— Давайте выберем трех понятых, чтобы, значит, составить список вещей… чтобы все было законно…

Выборы понятых прошли быстро. Сразу после этого Русинов, чоновцы, священник, церковный староста и понятые ушли в церковь.

Но народ расходился медленно. Мужики собирались кучками, разговаривали, спорили. Громче всех говорил Тихон.

— Тетери! Из-под носа добро утаскивают.

К мужикам подходили бабы. Толпа шевелилась, как потревоженный муравейник.

* * *

Пантушка был с ребятами на сходке, жадно все слушал и завидовал отцу, которого выбрали в понятые.

Пока Степка отпирал церковь, Пантушка забрался на каменные ступени паперти — поближе к городским парням.

Они разговаривали с Купрей.