Его ведут под руки командующий и начальник штаба, сзади адъютанты несут его чемодан и вещевой мешок. А навстречу им попадаются люди, когда-то вредившие и досадившие Даренскому. Вот подлый человек, написавший на него донос. Вот Скурихин, который раскопал, что отец Даренского, инженер, автор учебника по сопротивлению материалов, имел звание действительного статского советника, и подложивший ему этим открытием, о котором сам Даренский забыл, немалую свинью. Вот старший инспектор жилищного отдела Моссовета, лысый еврей, отказавший ему в квартире и сказавший: «Ну, дорогой товарищ, у нас и не такие люди по два года очереди ждут».
А вот сегодняшний румяный техник-интендант из продотдела армии, отказавший ему в обеде в столовой начальников отделов и давший ему талоны в общую столовую. Все они смотрят на сияющую орденами грудь командующего, который тревожно спрашивает, не тяжело ли Даренскому, удобно ли поддерживают его под руки генералы. Да, черт подери обидчиков, на лицах у них жалкие улыбочки. А балерина Уланова спрашивает:
«Кто этот подполковник, он, видно, тяжело ранен, каким бледным кажется его смуглое лицо».
Однако время шло, а генералы в комнате Даренского не появлялись. Зашла хозяйка и, оглянувшись, спит ли постоялец, стала перебирать глаженое белье, сложенное на столике швейной машинки.
Начало темнеть, настроение у подполковника совершенно испортилось. Он попросил хозяйку зажечь свет, и та сказала:
– Сейчас, сейчас зажгу, вот только маскировку раньше сделать надо, а то ведь налетит, антихрист.
Она завесила окна платками, одеялами, старыми кофтами так старательно, словно «юнкерсы» и «хейнкели», подобно клопам и мухам, могли пролезть в щели стареньких, рассохшихся рам.
– Давайте, давайте, мамаша, поскорей – мне работать надо.
Она пробормотала, что керосину не напасешь: и воду греть, и свет жечь.
Даренский сердился и обижался на хозяйку. Она, видимо, жила неплохо, имела кое-какие запасы, но была необычайно скупа – потребовала с Даренского за квартиру, а за молоко спросила такие деньги, что даже в Москве было оно дешевле.
И к тому же весь вчерашний день приставала, чтобы он дал ей грузовую машину съездить за семьдесят километров в деревню Климовку – привезти муку и дрова, запасенные осенью прошлого года. Откуда у него машина?
Он стал просматривать записи, сделанные им в начале войны.
«Один вольнонаемный доказывал мне, что отступление Кутузова не стратегическое, а было вынужденным драпом. Может быть, потом и наше отступление обрядят в стратегические белые одежды. Все вдруг поумнели… Только и слышишь разговоры по стратегическим вопросам. Достается романистам, стихотворцам всяким, кинорежиссерам и кое-кому повыше… Один майор вчера в оперотделе потрясал в воздухе книжкой и спрашивал: «Вот так и воюем, как этот писатель предсказал: полный разгром немцев за первые десять часов…» Читал про Гастелло – вот русская душа!.. Но раз мы выдержали такой удар, нам уж ничего не страшно… Франция – та замертво упала и только ножками дрыгнула. А ведь Франция отмобилизовала армию, заняла оборону, наступать собралась… Значит, слава нам. Нокаут не удался, по всему видно, русский выстоит…»
«Наблюдаю большую подавленность. Люди боятся ракет больше, чем снарядов. Все говорят об окружении, о ракетчиках, о немецких воздушных десантах, о мотоциклистах, проникших в тыл. Я верю, что эта мистика рассеется со временем и что наш солдат и наш командир еще покажут и немцу и всему миру, почем сотня гребешков!.. Песен нет! Красноармейцы равнодушны к женщинам. Кажется, только повара и штабные писаря не забыли, что они мужчины. Армия отступает молча. Слышал о добровольной сдаче в плен К. Помахал платочком. Вдруг вспомнил, как отца провожали на войну в 1915 году. Мама была в черной вуали, поехали на пролетке, извозчик – женщина… Прочел сегодня в одной армейской газете: «Сильно потрепанный враг продолжал трусливо наступать!» Оригинальная формула… Что будет зимой? За десять недель они хотят справиться с Россией. Да никогда этого не будет, не верю! Но до чего ловко маневрируют, подлецы…»
«Прочел фельетон: ругают немецких офицеров, которые возят с собой в машине породистых собак… Неплохая штука, завидная самоуверенность!»
«Как ни верны разговоры о штыковых атаках, нужно другое, моторизованный маневр, танки, подвижная артиллерия!»
«Сегодня был приглашен к высокому столу – командира корпуса, тема за обедом одна: ругают командиров, боящихся окружения…»
«Куда нацелил танки Гудериан?.. Встреча с Клейстом?»
«Красноармейцы идут пешком, а пленных везут на машинах. Остановил машину, велел пленным топать пешком. Они совершенно искренне удивились, убеждены, что «высшая раса» в плену должна ездить, а русские, взявшие их в плен, пешком ходить. Ох, немцы, немцы…»
«Убежден, что старая русская армия рухнула бы вместе с царским режимом от таких ударов. А мы выдерживаем – значит, выдержим, значит, победим!»
«Вот и вспомнил Александра Невского, Суворова, Кутузова… Ах, жил бы папа!..»
Он отложил тетрадь и подумал:
«Умный я, ей-богу, умный!»