За правое дело (Книга 1)

Нервная, лихорадочная стрельба на авось сменилась сокрушительным прицельным огнём.

Стало ясно, что уход тяжёлой артиллерии за реку - не отступление, а жизненная необходимость. Это была первая заявка артиллерии на одну из ведущих ролей в обороне Сталинграда, первый образец бесценной братской помощи заволжской артиллерии сталинградской пехоте.

Агеев вновь отправился к командующему.

Он доложил о том, что все наличные миномёты, батальонные, полковые артиллерийские средства перебрасывает в город; одновременно он послал в город многих сотрудников штаба артиллерии, затем уж сказал: о двух тяжелых дивизионах на левом берегу и живописал их отличную работу, подчеркнув, что управление и командование остаются в городе - "на самом что ни на есть переднем крае".

Генерал, получивший донесения, что, наконец-то, долгожданная гвардейская дивизия Родимцева подходит к Красной Слободе, надел очки и стал читать вновь положенный перед ним Агеевым проект приказа о занятии тяжелой артиллерией огневых позиций на левом берегу Волги.

- А как эти дивизионы сюда попали? - спросил он тонким, почти девичьим голосом и ткнул пальцем в приказ.

Агеев закашлялся, утёрся платочком, но, так как ещё мать приучила его говорить только правду, ответил:

- Я перевёл их, товарищ генерал

Генерал снял очки и посмотрел на докладчика.

- В виде опыта, товарищ генерал, - поспешно добавил Агеев.

Генерал молча смотрел на лежащий перед ним проект приказа, - он дышал с хрипотцой, губы его надулись, морщины собрались на лбу.

Сколько труда, волнения было вложено в эти короткие строки, в этот тоненький листок бумаги...

Артиллерия дальнего действия, сосредоточенная на левом берегу Волги и подчинённая командующему фронтом! Большие калибры, тяжёлые миномёты, реактивная артиллерия - "катюши"! Какой сокрушительный кулак, какая плотность огня, какая маневренность, какая быстрота сосредоточения!

Агеев стал считать про себя секунды. Он досчитал до сорока пяти, а генерал всё молчал.

"Старик под суд меня отдаст", - подумал Агеев, мысля генерала стариком, хотя был на восемь лет старше его.

Он снова вынул платочек, внимательно и грустно посмотрел на вышитую женой оранжевую шёлковую меточку.

В этот момент генерал подписал приказ.

- Дельно, - сказал: он.

- Товарищ генерал, вы сделали большое дело, - волнуясь, проговорил Агеев, - ручаюсь честью, в этом решении залог нашего несомненного успеха. Мы создадим невиданной силы артиллерийский кулак. - Командующий молча отодвинул приказ и потянулся к папиросам. - Разрешите итти, товарищ генерал? - меняя голос, спросил Агеев и пожалел, что не поговорил о "перестраховочке" одного из штабных генералов.

Генерал откашлялся, посвистел ноздрями и, неторопливо кивнув головой, сказал:

- Выполняйте, можете итти! - Потом он окликнул Агеева: - Сегодня Военный Совет баню пробует на новом месте, приходите часиков в девять, попаримся.

- Обошлось, - с некоторым удивлением сказал:и адъютанты, когда Агеев, улыбаясь, помахал им рукой на прощание и стал подниматься по земляным ступеням.

Вот в эту удачную пору Агеева и пришел к нему на службу Даренский.

19

Ночью Даренского, назначенного на работу в штаб артиллерии, дважды вызывал начальник.

Беспокойный Агеев всегда огорчался, когда его сотрудники ночью спали, обедали в обеденный перерыв или отдыхали после работы.

Он поручил Даренскому на рассвете выехать на правый фланг проверить, как прошла переправа орудий, какова маскировка их на новых огневых позициях, переговорить по телефону с командирами полков и дивизионов в Сталинграде, проверить связь - проволочную и по радио, обеспечение боеприпасами, побывать на дивизионных обменных пунктах. Отпуская Даренского, Агеев сказал:

- Всё время меня информируйте, каждые три-четыре часа докладывайте, связь со мной у них через второй эшелон 62-й армии. Если кого-нибудь из старших командиров обнаружите на огневых, немедленно выгоняйте в Сталинград. Имейте в виду, разведотдел донёс о крупном сосредоточении противника в южном районе, напротив Купоросной балки. Завтра нам предстоит держать первый серьёзный экзамен - командующий хочет нанести массированный артиллерийский удар.

До рассвета оставалось ещё часа два, но Даренскому не хотелось ложиться, он не спеша пошёл к своему блиндажу.

Над Волгой стояло неяркое зарево пожара, и стёкла в деревенских домах розовели. Прожекторы освещали небо, гудели самолёты, из города доносилась пушечная стрельба, иногда слышались пулемётные очереди. Часовые вдруг выходили из тьмы и для порядка спрашивали:

- Кто идёт?

Даренский радовался тому, что не спал ночь и, не отдохнув, должен пуститься в дорогу. Он мечтал последнее время об усталости, о бессонных трудовых ночах, об опасности и большой ответственности - и вот всё это свершилось.

Пройдя в блиндаж, он зажёг свечу, положил перед собой на столик часы, вынул из сумки бумагу и конверт с заранее написанным адресом и стал писать матери письмо.

Он писал и поглядывал на часы - скоро ли зашумит перед блиндажом автомобиль.