Стена оказалась совсем не такой гладкой, как показалось сначала. Она царапала щеку, но это все ерунда, подумаешь, еще одна горящая, расцарапанная щека, главное – стать частью стены, слиться с ней, стать неотделимой. Еще несколько дюймов, щека скользит по стене, наконец добирается до самого края, еще чуть-чуть, и можно заглянуть за угол. Всего одним глазом заглянуть. И отшатнуться. Мгновенно, стремительно, как тень, как призрак, как фантом, и перестать дышать, перестать стучать сердцем, окаменеть, превратиться в статую, перестать существовать.
Там за углом, совсем близко, в ярде-двух стоял Бен, она успела разглядеть его, ей достаточно было мгновения. Уж кого-кого, а Бена она запомнит навсегда. Рядом с ним стоял другой парень, тоже высокий и накачанный, она его никогда не видела.
Элизабет застыла, она боялась сделать шаг, шелохнуться.
– Значит, мужик, у тебя с ней проблемы, – сказал парень, которого Элизабет не знала. Хотя он, скорее всего, ее знал. Они наверняка все хорошо узнали ее, пока она была в наркотической коме. И снаружи, и изнутри.
– Так телка совершенно необузданная, особенно когда выпьет. Ей все мало, представляешь, старик, как в нее не вставлю, как над ней не орудую, ей все мало. Ты же знаешь меня, я трудиться не боюсь, я работяга. – Они оба засмеялись. – Но с этой прорвой мне одному не справиться. Помог бы.
– Ты думаешь, она будет не против?
– Да ты чего, – снова хохотнул Бен. – Она тебя разжует, не заметишь.
– Я бы с радостью, Бен, но ты же знаешь, мужик, я отваливаю через час. У меня репетиция утром.
Они оба помолчали, а потом парень продолжил:
– А ты вибратором себе подсоби. Знаешь, как Кит говорит: не важно, чем их пороть, главное, кто порет. Они все равно оператору благодарны, и не важно, каким устройством он оперирует.
– Кит специалист, – захохотал Бен, не скрывая иронии. – Кстати, где он?
– Да кто его знает. Небось снова чудит со своими психоитическими опытами.
– Как ты сказал, психоитическими? – теперь хохот был полностью пропитан насмешкой, вымочен в ней.
– Ну да, небось этой малолетней мандавошке мозги протирает. Зачем она ему, когда вокруг него столько сочных телок трется?
– Возраст, – пояснил Бен, прорываясь через смех. – В его возрасте первична душа, а тело вторично. С возрастом не бытие определяет сознание, а сознание определяет бытие. Вот он за сознание и борется. – Теперь к одному смеху подключился другой. – К тому же с сочной телкой еще справиться надо. А тут…
– Ну да, Киту уже сложно, – согласился парень.
– Так говоришь, вибратор? А что, неплохая идея, – вернулся Бен к актуальной теме.
– Ну да, который что-нибудь выделяет. Флюиды какие-нибудь, чтобы полная имитация была. Мы же выделяем. – Снова смех.
– Тогда его к водопроводу надо подсоединить.
– Нет, старик, он не жидкость должен выделять. Лучше волны какие-нибудь.
– О, я знаю, – подхватил, едва прорываясь сквозь хохот, Бен. – Звуковые волны.
– Точно, музыкальный вибратор, – согласился парень. – Ну да, вибратор, из которого вытекает музыка. Женщина имеет право выбрать стиль и ритм.
– Главное, чтобы децибел было побольше, – зашелся новым приступом Бен. – Звуковая волна может захерачить не только по барабанным перепонкам, но и по другой живой плоти. От звука ведь, знаешь, стекло может лопнуть.
Теперь они хохотали не переставая.
– Лопаться не обязательно, пусть лучше танцует в ритме самбы, – выдавил из себя парень.
Хорошо, что они смеялись громко, заливисто, не слыша ничего, кроме своего смеха. Элизабет чуть отделилась от стенки, сделала глубокий вдох, он был необходим застоявшимся легким, шагнула назад, в глубину спасительного коридора, потом сделала еще шаг – сердце, перепуганное, что его обнаружат, затихло и едва колебалось внутри мягких стенок. Еще шажок, снова легкий, носочком нащупывая шершавую поверхность пола. Теперь перенести тяжесть тела на вторую ногу и попытаться сделать еще один шаг. Спиной, вслепую, не оглядываясь, потому что поворачиваться страшно, страшно потерять контроль.
Но контроль она потеряла. То ли скрипнула паркетная доска, то ли она сама неловко оступилась, но смех за углом внезапно затих.
– Что это было? – спросил один голос.
– Где? – не понял другой.
– Шум какой-то. Подожди секунду, подержи бутылку, я…
Но Элизабет не успела дослушать, рука повисла на ручке двери, той самой, неизвестно куда ведущей, ручка вздрогнула, поддалась, дверь тихо приоткрылась, Элизабет проскользнула в узкую щель, тут же навалилась на дверь, нащупала защелку, повернула. Сердце, потеряв контроль, рванулось сразу во все стороны, казалось, оно уже прорвало тонкие стенки, выскочило из груди и теперь неистовствовало во всем теле, покрывая его тряской хаотичных ударов.
Как ни странно, ничего не произошло, никто не пытался открыть дверь, не рвался в нее, не пытался вышибить. Прошла минута-другая, Элизабет прислушивалась, все было тихо.