За пределами любви

И я простила его. А что еще мне оставалось делать, слабой, мягкосердечной женщине крайне преклонных годов? В конце концов, мне необходимы разнообразные оздоровительные процедуры, только с их помощью я ухитряюсь поддерживать хоть какую-то бодрость организма. К тому же он так театрально закатывал глаза, мой неутомимый, переполненный страстью красавчик, когда принялся самозабвенно замаливать свои грехи.

Вышла я из номера вполне довольная утренней частью дня. А ведь начинался он тоскливо – вот что значит сила воли и умение управлять собственным настроением и организмом.

Подошло время выпить бокал вина – это я позаимствовала у моих сводных братьев-французов. Один бокальчик красного, желательно бургундского, часов в одиннадцать-двенадцать, обильно запитый водой, потом маленький эспрессо, чтобы полностью ликвидировать хмельные алкогольные последствия. Второй бокальчик – уже вечером, но уже без эспрессо. Главное, чтобы каждый день, как лекарство. Очень помогает.

Итак, я направилась на веранду, но в холле наткнулась на моего маститого соавтора.

– Мсье Анатоль! – окликнула я его вполне дружелюбно. А вот он на мою дружелюбность дружелюбностью не ответил. Наоборот, когда он вскинул на меня свои ясные очи, в них отчетливо читалась озабоченность и что-то еще… Ну да, беспокойство.

– А, это вы, Кэтрин. Добрый день, рад вас видеть, – заявил он мне, хотя насчет «рад», похоже, явно преувеличил. Более того, он тут же невежливо повернулся ко мне спиной, разговор с клерком у стойки ресепшн был для него, очевидно, дороже сердечных отношений с соседкой, соавтором и просто хрупкой женщиной, раскрывающей перед ним душу. Но хрупкой женщине был дороже он, и вообще она не отличалась щепетильностью. Поэтому окончательно повернуться спиной у него не вышло.

– Господин сочинитель, что-то вы пропали, я уж начала бояться, не случилось ли с вами что-то вроде творческого запора. Когда, знаете, сидишь-сидишь, тужишься-тужишься, а никак не выходит.

Он даже не улыбнулся – сухой, деревянный человек.

– Нет, никакого запора, я писал, – отрезал он коротко.

– Ну и как? – снова доброжелательно поинтересовалась я.

– Кэтрин, я могу с вами поговорить откровенно? Но только не сейчас, минут через десять. – Ах, как он хотел отделаться от меня, даже глаза горели от нетерпения.

– Что-нибудь случилось? – забеспокоилась я вслед за ним.

– Я вам расскажу через десять минут, хорошо? – невежливо оборвал он меня и взял за руку и пожал, давая понять, что мне пора оставить его в покое. – Так где вы будете?

– На веранде, как всегда, – пообещала я и сжалилась на ним и оставила наедине с клерком. В конце концов, он взрослый мужчина, из тех, у кого бывают личные проблемы.

Впрочем, не настолько личные, чтобы беззастенчиво скрывать их от меня. С веранды отлично просматривается холл, вот я и наблюдала, как Анатоль что-то высказывал клерку, энергично шевеля губами. Как жалко, что я не умею читать по губам.

Потом клерк стал куда-то звонить, а Анатоль нервно постукивал костяшками пальцев по мраморной стойке. Он и в самом деле казался весьма озабоченным, озабоченность так и читалась на его взволнованном лице.

Я видела, как клерк повесил телефонную трубку и отрицательно покачал головой. Похоже, что-то у моего напарника сегодня не склеивалось. Безумно хотелось узнать, что именно.

Наконец принесли бокал бургундского – я в последнее время предпочитаю «Шато де Пеньер». Первый глоток я, надо признаться, и люблю больше всего, особенно когда вино стоит несколько сотен за бутылку. Не знаю, как где, но здесь, в Швейцарии, что подороже, то, как правило, и лучше.

Я предчувствую его, первый утренний глоток, как он обволакивает вкусами – не каким-то одним, примитивным, а сочетанием, в котором если не натренирован, то и не разобраться. Но ведь и во время выступления большого симфонического оркестра только специалист может выделить флейту и отличить ее от кларнета.

Так вот, сегодня первый глоток прошел незамеченным – концентрации не хватило, вся в любопытство ушла.

Похоже, объяснения с клерком ни к чему не привели, Анатоль достал мобильный, стал кому-то звонить, потом выругался – пару-троечку крылатых слов я все же ухитряюсь читать по губам. Ну а затем, недовольно качая головой, направился ко мне. С шумом отодвинул стул, присел на самый краешек.

– Кэтрин, тут такое дело… – начал он и сбился. Пауза затягивалась, но я проявила выдержку. – Мне нужна машина. Срочно. Я здесь без машины, вы ведь знаете. Пытался заказать, взять в аренду, но с их швейцарской заторможенностью все надо делать заблаговременно. Они могут подогнать машину только завтра, а мне она нужна прямо сейчас, срочно. Не можете ли вы одолжить свою? На день, максимум на два.

Как-то это было не по-швейцарски, даже не по-французски. Скорее по-американски. Но американские простецкие привычки здесь, в вымуштрованной Европе, не поощряются. Впрочем, я космополитка да и сама не очень вымуштрована, я могла его понять. Но одолжить свой дорогущий «Порше»? Я, конечно, на многое готова ради друга, но и у самопожертвования имеются пределы.