Продолжение же не заставило себя ждать. В газетах появился скромный некролог о «дорогом коллеге, прекрасном друге и замечательном учителе» без указания имени «безвременно усопшего», а весь руководящий состав Ордена получил приглашения посетить «скромную церемонию, посвященную памяти одного из самых стойких приверженцев свободы самовыражения и мира во всем мире между всеми обитателями Земли, несмотря на различие видов». Место проведения «скромной церемонии» было в загородном особняке, выкупленном одним из Группы-17 за 2 дня. Никакой Святой Земли на 4 километра вокруг, но это бы и не потребовалось. Руководящий состав пребывал в ужасе с момента получения приглашений и мысль о возможной ликвидации «паноптикума» никому не приходила в голову.
Доусон тоже получил приглашение, Маклауд — нет, что не помешало ему поехать с Джо. Сама церемония производила странно гнетущее впечатление. На гостей из Ордена и Маклауда внимания особо не обращали. Как только все приглашенные собрались, закрытый гроб опустили в заранее приготовленную яму, каждый из 17 Бессмертных произнес небольшую речь, причем многие говорили на незнакомых, кажется мертвых, языках. При этом было видно, что все 17 прекрасно понимают друг друга. Многие из них не скрывали слезы. От Ордена никто слова не взял, но этого и не ждали. Могилу закрыли плитой, на которой по-французски была выгравирована надпись «Спи спокойно, дорогой Учитель, ты вечно живым пребудешь в наших сердцах». После чего хозяева незаметно исчезли. Гости в недоумении разъехались. Могила осталась.
С похорон прошло три дня.
— Чур меня!
— Джо, тихо, это действительно я. Вот сейчас я тебе нашатырного спирта дам подышать.
— Лучше валидола. Митос?!
— Пять тысяч лет как Митос. Зачем тебе таблетки, я коньяк принес.
— Тебя похоронили!
— Не в первый раз, и очень надеюсь, не в предпоследний. В каждой стране — по могиле. Удобно для туризма, у меня, как у древней достопримечательности, пусть и не массовый, но очень элитарный контингент.
— К тебе твои ученики приезжали, на похороны.
— Хорошие у меня мальчики и девочки, правда? Вначале немного поволновались, а как разобрались в ситуации, развлеклись вовсю. Могилу видел? А надпись? Красота! А какие речи были! Сам себя зауважал. Но с обрядами они переборщили, согласен. Хотя драккар мне понравился, да и курган хорош, хотя могли бы побольше насыпать.
— А чей труп был?
— Понятия не имею.
— Ты все подстроил!
— Немного. Специально ничего не планировал, обстоятельства сложились. Вот и воспользовался ситуацией. Но тебя информирую, что я вновь живее всех живых. Забежал бы раньше, но у тебя столько наблюдателей крутилось.
— А Дункан? Он на себя не похож, кается, что не сказал тебе, какой ты был замечательный друг.
— Для дружбы нужны двое. Хорошо, что Маклауд начинает это понимать.
— Ты все-таки гад редкостный.
— Я не занимаюсь благотворительностью. Дункан — хороший парень, и мозги есть, и сердце на месте, но бывает, когда они вещают вразнобой, Маклауд становится глух как тетерев. Да ладно, не морщись, я через годик-другой объявлюсь, будет Маклауду праздник. И Наблюдателям тоже. А ты вообще должен был догадаться, что со мной все в порядке.
— Как?
— Обижаешь, я остался должен за пиво! На этот счет есть пометка в завещании. Так что если мои ребята будут платить по моим счетам, не обязательно деньгами, значит, я действительно окончательно умер. Пламенный привет Трибуналу и лично Жану Бодэ. Понимаю, им ты сообщить обязан. Если буду тебе срочно нужен — обращайся к Алике, она найдет. А Дункану не говори, ладно?
— Ладно, друг. Но если не объявишься через год, все расскажу. Значит, «для дружбы нужны двое»?
— Ага. Спасибо, дружище. До встречи.
Chris C
Войны
— Митос, и все же я не понимаю…
Ну никак без этого не обойтись, вздохнул Джо. Сколько раз они это уже обсуждали? Хотя «обсуждали», пожалуй, неверное слово. Обычно, пребывающий в той или иной стадии подпития Маклауд приставал с данным вопросом к своему не менее пьяному другу, на что Митос либо отшучивался, либо отругивался, а чаще и то, и другое.
Все началось пять дней назад. Уже не совсем трезвый Маклауд, рассказав очень забавную и столь же невероятную историю о неких своих приключениях во время наполеоновский войн, потребовал у Митоса ее подтверждения. Но Митос не участовал в военных действиях. Он жил себе спокойно в Лондоне и вовсе не думал подвергать себя опасностям и лишениям, которые влекут за собой войны. Сначала Маклауд не среагировал на такой выпад. По крайней мере, в первые полчаса. А потом начался допрос с пристрастием, и с тех пор каждый вечер минимум единожды, а то и по два раза, он изводил Митоса разговорами на эту тему, неизменно заканчивавшимися жаркими спорами о гражданском долге последнего.
— …как можно спокойно смотреть со стороны, как твой народ борется за свободу?