Кто-то предложил: «Вы ведете себя странно. Почему бы вам не завести записную книжку?»
Он сказал: «В том-то и беда. Я завожу записные книжки, но затем я все время забываю, куда я их положил. Тогда проблемой становится записная книжка! А так гораздо лучше. По крайней мере, кто-то ответственен за половину идеи и он будет напоминать мне: «Вот половина вашей идеи. Если другая половина уже пришла вам в голову, возьмите эту и избавьте меня от этого бремени».
В Индии — как и в Аравии, Китае, Греции, Риме, во всех Древних странах — все древние языки обусловлены памятью, а не разумом, не интеллектом. Можно стать великим знатоком санскрита, не имея ни капли разума, — в разуме нет никакой нужды, только память должна быть совершенной. Совсем как попугай... попугай не понимает того, что он говорит, но он может говорить это абсолютно правильно, с правильным произношением. Его можно научить чему угодно.
Все древние языки обусловлены памятью. И вся образовательная система мира обусловлена памятью. На экзаменах студента спрашивают не о том, что покажет его разум, а о том, что покажет его память, сколько он запомнил из учебников. Это одна из причин отсталости твоего ума. Ты пользуешься памятью так, как будто она является твоим разумом, — очень серьезное недоразумение. Поскольку ты знаешь, помнишь и можешь цитировать священные писания, ты начинаешь думать, что ты взрослый, зрелый, знающий и мудрый.
Вот та проблема, Панкаджа, которую ты чувствуешь.
Я не человек памяти. И мое усилие здесь направлено на создание в тебе вызова, чтобы ты начал двигаться к твоему разуму.
Не имеет значения, сколько ты помнишь.
Важно, сколько ты сам пережил.
А для переживания внутреннего мира тебе необходим великий разум, огромный интеллект; память не поможет. Да, если ты хочешь стать ученым, профессором, пандитом, ты можешь заучивать священные писания и ты можешь гордиться, что так много знаешь. И другие люди тоже будут думать, что ты так много знаешь, но если копнуть поглубже, твоя память есть не что иное, как невежество.
Передо мной ты не можешь скрыть свое невежество.
Всеми возможными способами я стараюсь столкнуть тебя с твоим невежеством, ибо чем раньше ты познаешь свое невежество, тем скорее ты избавишься от него И это познание оказывается таким прекрасным переживанием, что по сравнению с ним заимствованное знание — это просто идиотизм.
Я слышал историю об архиепископе Японии. Ему захотелось обратить в христианство одного учителя дзэн. Ничего не понимая, не имея никакого представления о внутреннем мире, он отправился к этому учителю. Он был принят с любовью и уважением.
Он открыл Библию, которую принес с собой, и начал читать Нагорную проповедь. Он как бы хотел сказать: «Мы следуем за этим человеком. Что вы думаете об этих словах, об этом человеке?»
Он прочитал только два предложения, и учитель дзэн сказал: «Достаточно. Вы следуете за хорошим человеком, но он тоже следовал за другими хорошими людьми. Ни вы не знаете, ни он не знает. Отправляйтесь-ка домой».
Архиепископ был сильно возмущен. Он сказал: «Вам следовало бы по крайней мере позволить мне закончить».
Учитель сказал: «Давайте без глупостей. Если вы что-то знаете, скажите это. Закройте книгу! Мы здесь не верим книгам. Вы несете саму истину в вашем существе, а ищете в мертвых книгах. Отправляйтесь домой и загляните внутрь себя. Если вы там что-то найдете, тогда приходите. Если вы думаете, что эти строки, которые вы повторили мне, исходят от Иисуса Христа, вы ошибаетесь».
Иисус Христос просто повторял Ветхий Завет. Всю свою жизнь он пытался убедить людей, что он — последний пророк иудеев. Он никогда не слышал слова «христианин», он никогда не слышал слова «Христос». Он был рожден иудеем, он жил иудеем, он умер иудеем. И все его усилие было направлено на то, чтобы убедить иудеев в том, что: «Я — долгожданный пророк, спаситель, которого обещал Моисей. Я пришел».
Иудеи могли бы простить ему... иудеи не злые люди. И они не склонны к насилию. Никто, кто так же разумен, как иудеи, не может быть склонным к насилию.
Сорок процентов Нобелевских премий приходится на иудеев; это просто несопоставимо с их численностью. Почти половина Нобелевских премий досталась иудеям, а другая половина — остальному миру.
Такие разумные люди не распяли бы Иисуса, если бы он говорил о чем-то, что было его собственным переживанием. Но он говорил о том, что не было его переживанием, — все заимствовано. А он выдавал это за свое.
Иудеи не могли простить такую нечестность.
В остальном же Иисус никого особо не беспокоил. Он был немного назойлив. Совсем как Свидетели Иеговы или люди из «Харе Кришна», они несколько надоедливы. Если вы им попадетесь, они совсем не будут вас слушать, они будут засыпать вас всевозможными советами, мудрыми изречениями, — а вам неинтересно, вы идете по какому-то другому делу, вы хотите, чтобы вас оставили в покое. Но они полны решимости спасти вас. Хотите вы спастись или нет, не имеет значения — вы должны быть спасены.