За пределами ведомых нам полей

Артуровский эпос прорастал сквозь многовековые слои английской культуры, подчас причудливо переплетаясь с совершенно иными традициями. «Это пророчество сделает Мерлин, который будет жить после меня», – глумится язычник-Шут в «Короле Лире», сюжет которого взят непосредственно из Гальфрида Монмутского.

Но Шекспир, Спенсер, Мильтон и многие другие наследники летописцев Камелота ждут нас за поворотом дороги.

_________________________

4. Эта грубая магия

Я вызвал вихри, солнце помрачил,

Взметнул ревущую зеленость моря

В лазурь небес…

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

По моему веленью из могил

Жильцы очнувшиеся выходили –

Такая мощь у магии моей.

Но с грубой этой магией теперь

Я расстаюсь.

Уильям Шекспир.

«Буря» (пер. О. Сороки).

Чуть более ста лет разделяет издание «Смерти Артура» и достославные приключения Дон Кихота Ламанчского. Время, достаточное для того, чтобы открытия превратились в штампы, утопия стала сказкой, а вдохновение – безумием.

Сто двадцать рыцарских романов издано в одной только Испании за XVI век![3] В Новый Свет колонизаторы завозят почти исключительно эти книги; то ли поиски Эльдорадо оборачиваются воплощением мечтаний о рыцарских подвигах, то ли романы становятся компенсацией для тех, кто так и не нашел обетованную страну. И сразу же у завоевателей возникает подозрение: а вдруг индейцы, поначитавшись «Амадиса Гальского», возьмут да и воспримут всерьез рыцарские идеалы? (Не в первый раз в этом цикле статей замечу: какой сюжет! какой возможный сюжет!).

Книги, прежде бывшие единичными творениями мастеров, превращаются в массовый продукт – со всеми, столь хорошо нам известными, последствиями. Чудовищное упрощение на всех уровнях текста, кроме разве что фабульного. Сам «Амадис» не так уж плох, да и его многочисленные наследники искренне стремились развлечь почтеннейшего читателя, пробудить в нем чувства добрые и показать, что «добрые дела всегда вознаграждаются». Потомки обвиняли Сервантеса в том, что он насмешкой убил рыцарский дух. Напротив: насмешкой – возродил, ибо всерьез воспринимать безумия того же Амадиса или невинность девиц, которые сходили в могилу «столь же целомудренными, как и их матушки», было, разумеется, невозможно.

Сервантес не был первым. Достаточно вспомнить необъятную, запутанную, красочную и озорную поэму Ариосто «Неистовый Роланд» (1516), которая на девяносто лет предшествует первому тому «Дон Кихота»; а ведь Ариосто продолжал труд Маттео Бойардо, вышедший всего через два года после «Смерти Артура», в 1487-м… В свою очередь «Роланд» вдохновлял многих и многих: от Пушкина («Руслан и Людмила» – прямое подражание; «Пред рыцарем блестит водами…» – перевод фрагмента) до Л.Спрэг де Кампа и Флетчера Прэтта («Железный Замок» из цикла о Гарольде Ши); Мандельштама Ариосто поддерживал в темные годы:

На языке цикад – пленительная смесь

Из грусти пушкинской и средиземской спеси,

Он завирается, с Орландом куролеся,

И содрогается, преображаясь весь…

В прологе к «Дон Кихоту» сказано, что хитроумный идальго «стал тягаться» именно с «Неистовым Роландом»; на деле же рыцарь избирает для подражания более традиционные образцы. Сказочные приключения «Орландо Фуриозо» – включая полет на Луну! – всё же граничили с издевательством над простодушным читателем.

Заигравшийся Дон Кихот на первых страницах романа напоминает какого-нибудь ополоумевшего ролевика, готового до хрипоты спорить о том, кто стоИт выше – Рыцарь Пламенного Меча или Ринальд Монтальванский. Но это в начале пути; а в конце – Самсон Карраско, и стадо свиней, и страшная смерть выздоровевшего Алонсо Кихано Доброго… Немудрено, что пуристы XVI века, знать не знавшие о массовой культуре, предъявляли рыцарским романам те же претензии, что современные критики – фэнтези.

«Очевиден тот вред, который в наших королевствах приносит юношам и девицам, а также всем остальным чтение лживых и вздорных книг… ибо, коль скоро молодежь от безделья только этим и увлекается, она привыкает к тому, о чем повествуется в прочитанных ею книгах: к любовным переживаниям, баталиям, прочему вздору; и, возбужденная, как только предоставляется малейшая возможность, очертя голову бросается ее использовать…»А вслед за этим, как говорится, оргвыводы. Переиздания – запретить; тиражи – конфисковать и сжечь; новосозданные тексты – в цензуру. Аминь.

Автор «Дон Кихота» прекрасно понимал, чем заканчиваются подобные начинания. Неслучайно разбор библиотеки Рыцаря Печального Образа производят люди культурные и доброжелательные (Сервантеса они читали и ценят!), но… устали, отвлеклись и в огонь отправилось всё.