За пригоршню астрала

– Вот! – Стас протянул вперед разжатую ладонь с серебряной подковкой. И та вяло отразила больничный свет стилизованных под факелы светильников. Свет, который делает лица грязными.

А вдалеке сквозняк чудил с прическами девушек на эскалаторе. И завивал, и развивал, и дергал за косички.

Герасим Варламович задумчиво пошевелил губами под нависшими копной усищами и, выдержав очередную паузу, выдал:

– Можешь называть меня Герасимом Варламовичем, – подкову он опять брать не поспешил.

Тут и Стас спохватился, что отдавать серебряную подделку просто так не собирался, что ведет себя как пацан, не способный отличить китайский фарфор от Гжели. Сперва требовалось кое в чем убедиться...

– Итак, выходит, принес? – опять переспросил дремучий нефтяник. И глаза его сузились и стали похожи на две запаянные ампулы, то ли с чудодейственным лекарством, то ли с мгновенным ядом. И что-то в ситуации было явно наперекосяк. Но Стас поклялся бы, что заказчик даже на миг не глянул на серебряную штуковину, а значит – не имеет оснований сомневаться в подлинности.

– Вот, – Стас опять против своего плана протянул руку со злополучным предметом. Слишком уж горячо было желание избавиться от заклятого металла.

Тут вдруг заказчик просто повернулся к Стасу спиной и пошел, словно медицинское светило, уже озвучившее диагноз. Просто взял и пошел.

– Эй, а как же мама?! – безрезультатно попытался остановить человека-гору взвинченным окриком Стас. И пришлось двинуться вдогонку.

Сделав восемь тяжелых шагов по серым клеткам пола, тот, кто назвал себя Герасимом Варламовичем, остановился у висящего на грязно-белой мраморной стене телефона-автомата. Телефон был занят. Чересчур легко для осени одетый парень, тряся длинными хайрами, убеждал телефонную трубку:

– Ну, Виталик, ну е-мое! В нашем возрасте трудно найти новых друзей, дающих в долг, – серьга в ухе парня при разговоре тряслась, будто стрелка компаса в магнитной аномалии. Свободной рукой парень держал зонт-трость, как кремлевский часовой. – Что?.. Чем меньше во рту зубов, тем мы больше знаем о зубной боли!

Герасим Варламович мягко коснулся плеча парня и пробормотал что-то в самое ухо. И парень покорно повесил трубку на рычаг. И как бы в уме договаривая с Виталиком и не убирая с плеча зонт, отрешенно погреб ногами к эскалатору. Туда, где сквозняк задирал девичьи прически.

Перрон задрожал, подкатили синие вагоны, лейкоцитами туда-сюда заметались пассажиры.

Телефон-автомат оказался не карточный, а жетонный, но у нефтяника нашелся и жетон. И Стас узнал номер, набираемый Герасимом Варламовичем. А набрав номер, тот трубкой подманил антиквара, и всучил ее Стасу.

После трех очень долгих гудков в трубке раздался знакомый голос:

– Алло?

– Мама? Ты в порядке?! – сориентировался задать самый правильный вопрос Стас то ли сквозь надрывный вой убывающего поезда, то ли сквозь грохот пульса в висках.

– Разве я могу быть в порядке?! Ты не отвечаешь по телефонам, ты как сквозь землю провалился!..

– Я позже перезвоню и все объясню, – еле ворочая сухим шершавым языком, поспешил Стас перенести на будущее оправдания. И повесил трубку. И повернулся к Герасиму Варламовичу. И в который раз протянул руку, обжигаемую примерзшей намертво злополучной ненавистной ненастоящей гривной. Светильники над его головой горели как жертвенники.

– А ты – молодцом, выкрутился, – проскочила в голосе Герасима Варламовича странная неидентифицируемая интонация. Но гривну он опять не взял. За его спиной прошкандыбал на костылях негр с по-собачьи поджатой ногой. За негром просеменил мужчина в надвинутой на глаза шляпе, укутавший лицо, словно бинтами – шарфом, как раненный в голову.

Всучить подделку теперь было для Стаса самое важное. Ведь гривну отштамповали из того самого серебра, которым антиквара окрутили. Прими нефтяник гривну, и стороны будут квиты. И заклятье спадет само собой.

И вдруг Герасим Варламович поступил совсем уж неадекватно. Указательным и средним пальцами левой руки он унизительно поймал Стаса за нос и пребольно сжал. Антиквар беспомощно трепыхнулся. Почему-то самым постыдным казалось, что конфуз увидят окружающие, ухватился руками за чужую руку, попытался высвободиться, но куда там? Рука Герасима была, как у одного из поддерживающих знаменитый козырек Эрмитажа атлантов.

Но опять же вдруг сам Герасим отпустил нос антиквара. Правда, с азиатской ловкостью, пока Стас отшатывался, успел пальцем мазнуть по щеке и принять на ноготь скатившуюся из глаза слезу. А далее Стас отошел для Герасима Варламовича на второй план, а на слезу дремучий нефтяник уставился, как ребенок на божью коровку.

Отгудел и остановился поезд с другой стороны, и пассажиры у дверей вагонов показались Стасу похожими на кружащих вокруг раны мух.

– Вот тебе мое новое задание, – так и сяк поворачивая слезу перед усами (ну точно медицинское светило банку с мочой), прогудел Герасим Варламович. – Сыщешь кольцо. Слеза подсказывает, сам знаешь, какое. И еще слеза подсказывает, ты сдюжишь предоставить это кольцо мне к завтрашнему вечеру.