За пригоршню астрала

Светлана выбрала бы гораздо менее помпезный пароль, но здесь не она решала. Поэтому, произнеся обязательную конспиративную глупость и услышав в ответ ожидаемую конспиративную глупость, девушка только попросила:

— Пожалуйста, не курите, — за стеклом бежали в обратном направлении мрачные дома, простужено фыркали машины. Стекло не укрывало Свету от острых граней фасадов и колючек антенн на крышах. Город незримо царапался, словно проткнутая рыболовным крючком рыба ерш.

Шофер напрягся: то ли чтобы дать гневную отповедь, то ли потому, что «опель» довольно рисково был обогнан лощеным черным мерсюком. Но сигарета, не отдымившая положенный срок, была раздавлена в пепельнице.

Света чуть приоткрыла боковое окно. Чтобы и взмывшая грязь из-под колес других машин не попала, и салон проветрился. Натянула прозрачные, из тончайшей резины перчатки и сделала несколько раз «наши пальчики писали, наши пальчики устали». Достав из сумочки косметичку, принялась за ритуал. При этом, как всегда перед работой, девушка отключила сознание от внешнего и стала мусолить в уме придуманную с исчезнувшим бывшим супругом Сережей скороговорку:

«Бравый бобер, будь добр быть бодр…»

На этот раз у нее были темно-каштановые волосы и глаза цвета ореха. Она подчеркнула глаза сочными линиями коричневого и персиковыми тенями для век. Она была абсолютно спокойна, и мстительные толчки движущейся машины под локоть не могли помешать потому, что девушка священнодействовала.

«Бравый бобер, будь добр быть бодр, бревна дробить…»

Пришел черед тонального крема, он придал коже девушки сочно-бежевый оттенок вывезенного из экзотической страны загара.

«Бравый бобер, будь добр быть бодр, бревна дробить, безбородым бродить…»

Губы от помады стали цвета красного сладкого вина. Взмахи расчески отстранили темно-каштановые потоки волос в стороны, оставив лицо открытым и сделав послабление только для челки.

«Бравый бобер, будь добр быть бодр, бревна дробить, безбородым бродить, бурду бранить.»

Она ни разу не сбилась, читая скороговорку, она не сделала ни единой помарки на лице. Короткостриженный, будь поумней, мог бы гордиться, что подвез такую девушку. Которая знает себе цену, которая с детства привыкла к всеобщему восхищению и поклонению, которая любит себя и позволяет любить другим, но на дистанции.

Машина плавно завернула с Невского к облупленной, как круто сваренное и оброненное яйцо, арке Генерального штаба и чуть не ткнулась, тормозя, в поребрик напротив модернового здания Международного телефонного узла. Шофер, не оборачиваясь, протянул закатанный в ламинант картонный прямоугольник-мандат с нечеткой фотографией какой-то дивчины и орденок. Уже не со звездой и серпомолотом, а с двуглавой птичкой. Орден фальшивый, поскольку не на болте, а на булавке.

— Твоя фамилия — Худикова, — вместо пожелания удачи нервно, словно выдает военную тайну, процедил шофер на прощание. Света послала его к черту вполне миролюбиво, и укололась, когда пришпиливала орден на грудь.

Света вышла на Невский, как воин в сдавшийся на милость победителя город. Только так и никак иначе. Свободные плавные движения, раскованность, но умеренная; прямая осанка, каллиграфическая походка; жестикуляция скупая, но выразительная и гармоничная. В движениях властная уверенность. И даже коробка с сапогами ничуть девушку не унижала, вопреки логике превратившись в теряющуюся на сногсшибательном фоне почти уместную деталь туалета. Кто бы догадался, что творится у нее на душе?

Несколько мучающих телефонные трубки в наружных кабинках мужиков проводили ее робкими мечтательными взглядами. Света подмигнула себе в витрину «Кредит Лионе», заодно проинспектировав волшебную силу косметики. Света ответила не замечающим взглядом на знаки внимания замедлившего движение хозяина «ауди», и он, разочарованный, перестал прудить дорогу остальным. Света ничего не обещающе улыбнулась двум солдатикам с красными повязками у входа, но улыбки хватило, дабы они наперегонки бросились открывать ей дверь. Эту заминку она использовала, чтобы расстегнуть верхнюю пуговицу на плаще, абы орденок сразу бросался в глаза.

И хотя на улице по вине непогоды было достаточно блекло, Света истратила не меньше двух секунд, прежде чем начала различать, что и где в помещении находится. Так скупо здесь расходовали электричество.

Рядом с девушкой возник лейтенантик, юный и в кропотливо выглаженной форме, хранящей даже запах перекаленного утюга. Тоже важный и, кажется, тоже глупый. Очаровательный такой глупышка.

— Моя фамилия — Худикова. Мне назначено Владиславом Акимовичем, — с достоинством, но без заносчивости, чтобы не оставлять за спиной врагов, сообщила Света и протянула ламинированую картонку на опознание. Речь плавная, голос негромкий, но глубокий, просто губительный для важных глупых мальчиков в отутюженной лейтенантской форме.